—Когда я был маленьким, где-то в пяти милях отсюда был пруд, — отозвался Сэм, как будто не замечая перемены в ее настроении. — Летом мы приезжали туда на велосипедах, взяв с собой крекеры или что-нибудь еще, что удавалось украсть с кухни. Мы кормили этим уток — там была еще пара наглых лебедей — и сами время от времени падали в воду.
Джоанна оглядела водоем.
—Похоже, тут у кого-то есть семья.
Она посмотрела туда, куда, не отрываясь, глядел Сэм, и увидела, как по водной глади скользит утка, оставляя за собой длинную тень. Когда утка подплыла чуть ближе, Джоанне стало ясно, что тень — это вовсе не тень, а выводок пушистых утят.
—Ой, ну разве они не прелесть! — Она нагнулась, чтобы получше их рассмотреть. Малыши не отставали от мамы, совершая вечерний заплыв по прямой, как стрела линии.
—Жаль здесь темновато, — пробормотала Джоанна.
—Приезжайте снова, когда будет светло.
Джоанна оглянулась, удивленно склонив голову набок. В лунном свете он казался еще сильнее и привлекательнее, нежели имел право быть. Эти глаза — глаза, что неизменно привлекали женщин, темные, словно омуты. И сам он был таким: Джоанна, видя поверхность, не знала, что же в глубине. Отвернувшись снова, она продолжала крошить хлеб и бросать его в пруд.
Ему нравились ее волосы, обрамлявшие лицо, всего чуть-чуть не доходя до плеч. В них можно было бы запустить руки; они, наверное, мягкие, как ее ладонь, которую он упорно брал в свою, пусть она и неохотно ее протягивала. И у волос был такой же нежный аромат.
И кожа у нее, должно быть, такая же нежная, особенно на шее, под этой массой светлых волос. Ему вдруг безумно захотелось прикоснуться к ее коже, легонько провести по ней пальцами и насладиться ее трепетом.
Утки прекратили свою болтовню, едва были съедены остатки хлеба. Некоторые из них еще с минуту поплавали у берега в надежде на угощение, затем, убедившись, что оно закончилось, уплыли прочь. Внезапно наступившую тишину нарушили пение ночной птицы и торопливый хруст веток: это кролик шмыгнул в кусты.
—Здесь замечательно, — произнесла Джоанна, поднимаясь и стряхивая с рук остатки хлебных крошек. — Я понимаю, почему вам так нравится этот уголок.
—Я хочу, чтобы вы сюда вернулись.
Он сказал это очень просто, поэтому эти слова не должны были означать что-то еще. Джоанна не отстранилась, сделай она так, она выдала бы себя. Если сердце станет биться быстрее, решила она, ей удастся это скрыть. Она напомнила самой себе, что в лунном свете некоторые вещи видятся совсем иначе, чем днем.
—У нас было пари. Я проиграла. — Она говорила нарочито равнодушно, в глубине души понимая, что равнодушие в ее голосе напускное. — Но с сегодняшнего вечера мы в расчете.