Слесаря привели на прием спустя два месяца после эксперимента. Он жаловался на то, что боится сойти с ума, так как все окружающее теперь кажется ему зыбким и нереальным. Любой неожиданный звук или яркий свет вызывали страх. Пациент осознавал — да, он боится, что его снова «столкнут» обратно в тот страшный мир, управляемый гигантской рукой.
Он боялся засыпать — вдруг во сне видения вернутся?
Взрослый человек, находящийся под действием наркотика, испытывает подобный же страх растворения в чем-то, абсолютно несовместимом с привычным опытом и мировоззрением. Это тот самый, знакомый нам по главе о парадоксах псевдогаллюциногенов, страх засыпания (безумия или столкновения с женским началом мира, хтоничес-кими силами, «дионисическим» хаосом).
Приводя случаи нашего пациента как пример совершенно особой формы нестабильности «Я»-ощущения, отметим, что человек этот, по привычным нам представлениям, имел достаточно жесткую структуру «Я». Он точно знал, что является промышленным рабочим, чувствовал свою меру ответственности за семью и труд, имел достаточное представление о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Однако в его представления о себе и реальности не входило ничего, что хотя бы отдаленно имело отношение к проблемам души или «абстрактным вопросам» смысла человеческого существования. Воспитавшая мужчину культура считала все эти вопросы глупостью, не имевшей ничего общего с реальной жизнью.
Несколько поколений жителей нашей страны воспитывались и жили в фактическом отчуждении от собственного внутреннего мира, благодаря чему и сложилось стойкое мнение, что его просто-напросто не существует, а даже если сны зачем-то человеку и снятся, то для реальной жизни это никакого значения не имеет. Мы не задумываемся о том, что такое «Я». То, что называют взрослением, на деле оказывается лишь принудительным отчуждением от наших сокровенных переживаний и чувств.
Как только индивидуальность нашего пациента, с виду вполне устойчивая, столкнулась со сложным внутрипсихическим переживанием, последнему просто не нашлось места в системе «простого и крепкого» мировоззрения промышленного рабочего.
Его лечение в конечном итоге превратилось в обучение. Нам пришлось на простом и понятном ему языке расширять границы его мировоззрения. Понадобилось на доступном языке разъяснить такие понятия, как «бессознательное в человеческой психике» и роль сновидений в жизни человека.
Он отыскал в своей памяти плакаты с изображением «ежовых рукавиц», страшных, утыканных шипами, служащих для напоминания «врагам народа» о карающем мече пролетариата. Вспомнил он и школьные уроки биологии, на которых подростком удивлялся клеточной структуре человеческого тела. Постепенно галлюцинаторный образ стал понятен, ибо был и с самого начала неотделим от основ его памяти, — и страх ушел. Возникшая синхронистичность была преодолена с помощью расширения «Я».