– Дорогуша, разницы в этом большой нет. Для меня покойник – тот же больной, только ему уже не нужно мое внимание, сочувствие и сострадание. Он больше не нуждается в лекарствах и оказании помощи. Он, вообще, больше ни в чем не нуждается. Это факт и его надо принять, – при этих словах философ в белом халате назидательно поднял палец вверх.
С большим трудом мы постигали его железную и жестокую логику. Нюра же, зарыдала еще громче. Ничего нельзя было изменить и оставалось лишь скорбно согласиться с тем, что бедной тете Агнессе и на самом деле больше не требовалось ни внимания, ни сочувствия, ни лекарств.
– Прощайтесь, – сказал доктор так, словно мы расставались лишь на недельку, по случаю очередного отпуска тети. – Сейчас пришлю санитаров.
Он неторопливо собрал со стола бумаги, аккуратно сложил их в папку и, на ходу застегивая пальто, вышел из комнаты.
Было жутко и страшно. Плакала Нюра, рядом шмыгала носом Сима, а я стояла, словно окаменевшая перед кроватью, и неотрывно смотрела на бездыханное тело, совсем ни на кого не похожей, маленькой и неимоверно худенькой женщины.
Похороны – это всегда тяжело. Почти весь город пришел проститься с тетей Агнессой. Проводить ее в последний путь приехали коллеги и бывшие пациенты, а теперь уже солидные люди со всей области. Было много венков, проникновенных речей и живых цветов, которые сиротливо поджимали лепестки на морозе.
Тетя взирала на всех присутствующих с большого портрета в черной траурной рамке. Взгляд ее был строгим, и лишь, слабая, едва заметная улыбка, легко коснувшаяся губ, навсегда застыла на лице.
Конечно же, кладбище, тем более во время похорон, не самое подходящее место для встреч и свиданий. Но я все же очень боялась даже нечаянного столкновения с Борисом.
Это было неизбежно. Он стоял рядом, у самого гроба. Без шапки, совершенно не замечая холода и того, что идет снег. Скорбный взгляд был устремлен на лицо матери. Сейчас для него больше никого не существовало вокруг. Я заметила, как Борис вытер скупую мужскую слезу, опустив ниже голову. Он любил свою мать и всегда был ей хорошим и послушным сыном.
На поминки он не остался. Первым подошел к столу, выпил залпом стакан водки и, не проронив ни слова, ушел, оставив все заботы жене, все той же яркой и красивой брюнетке с пышными женскими формами, которую я когда-то видела на фотографии. Только теперь ее формы несколько укрупнились, а яркая красота с годами немного поблекла, хотя выглядела она до сих пор очень эффектно. Она чувствовала себя хозяйкой и уверенно распоряжалась за столом, поблескивая бриллиантами в ушах и на пальцах.