– Да не завидуй ты так! Я философ скромный. У тебя есть с собой телефон?
– Нет, сегодня сходка, все вещи дома.
– У меня тоже. Скажешь мне про имена?
– Какие?
– Какие? О которых сказал мне только, – уверенно повторился Шуга.
– Да, брат, живешь в почестях, а мирского не пробуешь. Поверхностный ты человек, а ежели не так, то перевернутый для своего положения, – возмутился Брезентовый, резко стукнув ногой в хлипкую дверь Писанины. – Наблюдаешь за глазами, а про рты совсем позабыл, нетипично для твоего назначения, весьма нетипично.
– Платежи что ль оплачивает… что ни касса, то поросячий час пик, – с чувством знания промолвил Сахарный.
– Ладно, Сахарный, не спеши каяться, я прощаю твой ридикюль. Так что будь знаком – Генриетта Изольдовна Фрюштук. Поэтесса. Диссидент. Стоматолог. Словом, наша добрая подруга.
– Представил хорошо.
– Господин Педант, а впрочем, далеко не господин. Секрет успеха в том, что его пятая плоть неплохо продается. В профессиональном смысле режиссирует всякую чушь, одним словом, самовыражение через интеллект порока. Понимаешь?
– Потрясающе сказал. Я начинаю всерьез интересоваться тобой, Брезентовый.
– Не суетись, это всего лишь одна из надписей на футболке Педанта.
– Ироничный подлец… – соглашаясь с идеей, кивнул Сахарный.
– Шуга! – с наивным восклицанием проронила несчастная Писанина, увидев ожидавших его под дверью гостей. В темноте старого подъезда Писанина казался еще блаженней, с непричесанной обросшей головой, с подбитым лицом, в черной небрежно расстегнутой куртке. Бедность его жилища только усиливала и без того его сломленный образ, оттянутые штаны едва держались в области бедер, когда дрожащие тонкие руки с чувством любви прижимали к груди бутылку спиртного. С каждой бежавшей секундой его глаза продолжали мочиться, он слегка улыбнулся, а в ответ стоящие напротив лица явно поразились, и не исключалась возможность заработанного стресса. Писанина подскочил к Шуге с мольбою в лице и, повиснув на его плече, стонал во все горло о своих явных проблемах.
– Спасибо! Я ждал тебя. Я знал, что ты придешь.
– Неужто это ты? Хотел на сходку тебя пригласить, – выпалил Брезентовый, оценивая внешность разбитого горем Писанины.
– Подожди со сходкой, – предупредил Сахарный, аккуратно положив руку на голову несчастного автора. – Чувствую бой быков, не то поросята рождаются. В любом случае надо бы поторопиться.
– Умоляю! Это всего лишь мой потолок, – боясь отчужденья, упрашивала Писанина.
– Да кто боится? Я говорил, что он за водкой вышел. Открывай скорей дверь, в туалет хочется, – несдержанно толкаясь, приказывал Брезентовый человек.