Выразительно глянув на обнаженного супруга, она положила их на стол рядом с сахарницей. И оскорбленный в своих лучших чувствах полковник застегнул шелковый канареечный халат на все пуговицы.
– Ты же меня совсем не любишь, – только и смог произнести убитый женским цинизмом Михаил Федосович.
Но его реплика осталась без ответа. Жена могла не разговаривать с полковником днями. Нет, Ангелина не бойкотировала и не презирала Михаила Федосовича, это как раз можно было бы вынести. Если Багров в ее присутствии подавал голос, Ангелина поворачивала голову и просто смотрела на мужа. Без слов. Говорят, животные не выдерживают человеческого взгляда. Багров считал себя человеком, но всегда опускал глаза, стоило супруге обратить на него внимание. Метафизический смысл происходящего полковник разгадать не мог, допускал лишь, что паралич воли проистекает из-за особого выражения лица супруги. Во всяком случае, Багров предпочитал это туманное объяснение любому другому. В начале их семейной жизни полковник, конечно, делал попытки разобраться в причине феномена, но вскоре запретил себе даже думать о магнетизме взгляда Ангелины.
Поразительно, что в ЕГУ, где жена читала этику и историю современного искусства, Багрову считали доброжелательным уравновешенным человеком. Коллеги уважали, а некоторые студенты просто боготворили…
Наконец благоверная ушла, и полковник смог набрать Илону.
– Только в дверь не звони, своим ключом открывай. У нас «тихий час».
Для Васнецовой это означало, что ей предстоит надеть белый халат воспитательницы детского сада и разгуливать по комнате, наблюдая, как полковник, укрывшись одеялом, онанирует.
Через двадцать минут томительного ожидания Михаил Федосович услышал щелчок французского замка и звук быстрых шагов лейтенанта Васнецовой.
– Приветик, дети, надеюсь, вы спите сладко в своих кроватках?
Багров заворочался под одеялом, охваченный азартом девственника, но не отозвался – таковы были правила игры.
Прошло еще несколько сладостно-мучительных минут. Илона то садилась на стул возле журнального столика, то снова принималась расхаживать по комнате с ремнем в руках.
Наконец возбужденный Михаил Федосович высунул нос из-под одеяла и лейтенант Васнецова, увидев капельки пота на покрасневшем лице шефа, решила, что «клиент созрел».
– Ах ты, бесстыдник! – заученно произнесла Илона и, подскочив к дивану, сдернула одеяло.
Полковник с торчащим, как выражаются поэтичные китайцы «нефритовым стеблем», жмурился и, вцепившись в одеяло, канючил:
– Пожалуйста, не говорите маме! Не надо! Я больше не буду!