При всей кажущейся простоте работа натурщицы не сахар. Но меня устраивает. Во-первых, можно молчать. Сколько угодно. Во-вторых, можно молчать. И в-третьих, можно молчать. И ни о чем не думать. Или думать. Кому как нравится. Потом идти по улице, не спеша. Или спешить, если торопишься.
Сегодня эта работа кажется подарком судьбы, обнаженка делает Тебя недосягаемой для уродов. Впрочем, не только для них. Ты – никто. Ничто. И есть несколько часов, чтобы восстановиться. Жуткий вечер и бессонная ночь кого угодно доконают.
Ничто сидит на тумбе и размышляет. Звучит глупо, но дело обстоит именно так. «О чем размышляете?» – равнодушно из вежливости спросите вы, Татьяна Дмитриевна. Раньше, в школе мы вели дневники и читали их подружкам. Я – Тане.
Девичьи посиделки на кухне, настежь распахнутые голубые глаза Танюхи. Огромные. Одноклассница владела редким даром – сопереживать.
Сейчас Т.Д. скучает в Бельгии, а я – «девушка с кувшином». Сижу в полу-лотосе, рядом стоит медный кувшин. Чуть дальше расположился толстый дяденька-ветеран. Какой войны он не сообщает, но аппетит у коллеги отменный, ежедневно пожирает девять пятислойных бутербродов. Три с ветчиной, три с колбасой, три с икрой, о чем громогласно информирует присутствующих.
В этой группе мы работаем обнаженку. В двух других (позирую на трех курсах) у меня портрет и фигура. Кроме дяденьки ветерана в аудитории есть еще экстрасенс, хиппи и программист.
Подиум, на котором девушка с кувшином олицетворяет Восток, прямоугольный, он стоит на четырех полутораметровых фанерных кубах. Я соответственно возвышаюсь над студентами, бредущими по тернистой тропе искусства. И постепенно начинаю угорать от истеричного хохота. Разумеется, сохраняя невозмутимый вид.
В самом деле, смешно: сидит голая тетка, глядит на молоденьких мальчиков и девушек и размышляет о Л… В младших классах никогда не писали это слово полностью.
Нет, мысли о бурном романе, огнедышащих поцелуях и прочих атрибутах романтической драмы не посещают девушку с кувшином. Разве на миг, мелькнут рыбкой, выскочившей из воды, чтобы, коснувшись волос исчезнуть в ночном море.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
когда огонь кипит в крови.
В душе – холод, а в крови – огонь. Вот так.
Еще неделю назад я репетировала главную роль. Но в подземном переходе продавщица цветов с музыкальным именем Элина простодушно сообщила размер месячного заработка. Почувствовала себя аквалангистом на глубине, у которого барракуда внезапно вырвала дыхательную трубку. По закону Мэрфи (если неприятность может произойти, она произойдет) в этот момент директор театра дефилирует мимо. Рядом очередная секретарша, Мила. Кстати, действительно миленькая. У него хобби – менять секретарш. И ламбрекены в кабинете. Раз в квартал.