За этими списками имен встают передо мной лица хорошо мне знакомые, часто любимые. Я волнуюсь, встречая в архивах суждения ошибочные, часто несправедливые.
Один журналист удивлялся, что так мало русских работают на кораблях Он выводил из этого, что на эскадре было мало моряков! Но про какие корабли он говорил? Прием на французский флот для русских был закрыт, и даже на каботажном судне беженец не мог быть командиром
Некоторые, не без причин, все еще надеялись послужить во флоте:
«Григорков Владимир, капитан 1 ранга, офицер Почетного Легиона, прослуживший с честью на французских военных кораблях' просит место командира буксира или драги»
«Рыков Иван, капитан 2 ранга, гидрограф: просит место командира буксира».
Как все остальные, Григорков и Рыков были посланы землемерами на юг Туниса - «в поле», как говорили русские.
Читаю, что лейтенант Калинкович просит место рулевого, и вижу очень живо молодого очень красивого офицера, потерявшего ногу во время войны и в течение 5 лет занимавшегося кадетами в Джебель-Кебире.
Другие молодые офицеры или гардемарины готовы были служить матросами. Синдикаты запротестовали - беженцы составляли конкуренцию «туземцам», которые тоже могли претендовать на такие скромные работы.
Итак, в то время, как некоторые ставили русским в упрек, что они берутся за какую угодно работу, за какую угодно цену, другие, напротив, публиковали насыщенные ненавистью статьи об «этих баронах и офицерах, которые не могут решиться на продуктивную работу, которую они всегда считали унизительной». Не раз еще приходилось сталкиваться на чужбине с самой низкой клеветой.
В поисках работы все оказались в одинаковом положении без различия чинов и даже образования. Выбор предложений был очень ограничен, приходилось скорее выбирать по силам. Так, например, престарелый генерал Завалишин просил место сторожа или садовника. Генерал Попов, инженер-механик, как и 20-летний матрос Никитенко, просил место механика.
Алмазов, который когда-то готовил докторскую степень по международному праву в Париже, искал работу писаря. Трудно обвинить их в презрении к труду!
А наши матери!
Мама говорила, что ей не стыдно мыть чужую посуду, чтобы нас прокормить. Ей было бы стыдно, прибавляла она, если бы ей сделали замечание, что она ее плохо моет!
Достоинство, с которым они переносили неблагодарную работу, было лишено горечи, и наше доверие к жизни осталось незатронутым
Заместитель адмирала Эксельманса на посту морского префекта в Бизерте контр-адмирал Гранклеман в свою очередь столкнулся с болезненным вопросом ликвидации эскадры.