озеру.
Прибыли мы поздно ночью, развернули лагерь и отправились спать, видя сны о
завтрашнем дне на солнышке. Но ночью подул не по сезону сильный северный ветер.
Стало быстро холодать! Ветер был настолько силён, что на следующее утро мы едва
смогли открыть дверь нашего лагеря на колесах. Небо было серое, а озеро стало
нагорьем из белопенных волн. Никакой речи о рыбалке в такую погоду не могло и быть.
19
“Нет проблем,” - сказали мы, - “проведем день в домике. В конце концов у нас есть
“монополька” и журнал. Мы знаем немного анекдотов. Это, конечно, не то, для чего мы
приехали, но не будем унывать в беде и порыбачим завтра.”
Итак, загнанные в домик, имея печку, чтобы согреться, и игру, чтобы убить время, мы, трое рыбаков, провели день.... в помещении. Часы тянулись медленно, но они
тянулись. Наконец настала ночь и мы забрались в спальные мешки, мечтая о том, как
закинем удочки завтра.
Удивление не миновало нас. На следующее утро дверь открывалась с трудом не из-
за ветра, а льда!
Мы старались быть бодрыми. “Нет проблем, - бормотали мы, -“можем поиграть в
монопольку.... снова. Можем ещё раз перечитать рассказы из журнала. И наверняка
вспомним ещё пару другую анекдотов.” Но какими бы храбрыми мы не пытались быть, стало очевидно, что часть унылой серости покинула небо и вошла в наш лагерь.
Я начал замечать некоторые вещи, которые не видел раньше. Я заметил, что у
Марка есть ряд свойственных ему недостатков. Он был чересчур самоуверен в своих
мнениях. Легко сердился и был постоянно раздражителен. Не принимал никакой
конструктивной критики. И хотя его носки действительно воняли, считал, что это не моё
дело говорить ему об этом.
“В автоприцепе моего отца ты просто претендуешь на особое отношение.” -
огрызался я, ожидая, что отец придет мне на помощь.
Но отец просто сидел в углу и читал. “Да,” - подумал я, - “где же он, когда я так
нуждаюсь в нём? ” А потом я стал видеть и отца в ином свете. Как-то на моё замечание, что яйца на завтрак полусырые, а тостер подгорел, он предложил мне попробовать моё
умение на портативной плитке самому. “Ах, как трогательно, - пробормотал я, - ничто
так не трогает как курятник типа нашего автоприцепа, в котором мы заперты, и
возможности увидеть в истинном свете, того, кто рядом.”
И был долгий день. И была долгая холодная ночь.
Проснувшись на следующее утро под звук не то дождя, не то снега, шлепающего по
крыше, мы даже не изображали бодрого вида. Мы вовсю сердились. С каждой
последующей минутой Марк всё больше становился ничтожеством в моих глазах; я
поражался насколько слеп, я, должно быть, был, когда приглашал его. Да и отец не умел