ничком на мокрую и солёную палубу с мольбой: «Господи, смилуйся над нами, даже
если этого нельзя делать.»
Джон не заслужил милости, но получил её. «Грейхаунд» и его команда спаслись.
А Джон уже никогда не забывал Божьей милости, оказанной ему в тот бурный день
в ревущей Атлантике. Вернувшись в Англию он стал композитором и сочинил много
песен. Наверняка вы пели, например, такую:
Поразительная милость! Так нежен твой напев.
Она спасла такого грешника как я.
Однажды сбился я с пути и найден вновь теперь.
Был слеп и вижу вновь.(15)
Этим работорговцем, ставшим автором многих песен, был Джон Ньютон.
Он не только сочинял гимны, но и был хорошим проповедником. Пятьдесят лет с
церковных кафедр он рассказывал о Спасителе, который приходит к вам и ко мне во
время шторма.
За год или два до смерти люди упрашивали Джона прекратить чтение проповедей
из-за ухудшающегося зрения. «Что?! - восклицал он, - Будет ли старый африканский
богохульник останавливаться, пока может говорить?»
И он не останавливался. Он не мог остановиться. Что началось как молитва в
страхе, стало жизнью в вере. В последние годы жизни на вопрос о здоровье он
признавался, что силы его уходят. «Я почти ничего не помню, - говаривал он, - но две
вещи я буду помнить всегда: я - великий грешник, а Иисус - великий Спаситель.»
А что ещё нужно помнить вам и мне?
* * *
72
Два моряка и два моря. Два корабля в двух штормах. Две молитвы в страхе и две
жизни в вере. Объединяет их - один Спаситель - один Бог, прошедший сквозь ад и
девятый вал, чтобы протянуть руку помощи дитю, взывающему о ней.
23. ЧЕМУ УЛЫБАЕТСЯ БОГ
У МЕНЯ ЕСТЬ РИСУНОК СМЕЮЩЕГОСЯ ИИСУСА. И висит тот рисунок на стене
напротив моего письменного стола.
Это всего лишь набросок. Голова Иисуса откинута назад, открыт рот, глаза
сверкают. Он не просто усмехается. Не просто посмеивается. Он хохочет так, что ему
трудно вздохнуть. Такое впечатление, что Он давно не видел и не слышал ничего более
смешного.
Этот рисунок был подарен мне епископальным священником, который носит в
кармане сигары и собирает портреты смеющегося Иисуса. «Я дарю их любому, кто, возможно, склонен воспринимать Бога слишком серьёзно.» - объяснил он, вручая мне
этот подарок.
Он хорошо поддел меня.
Я не из тех, кто легко может представить себе смеющегося Бога. Рыдающего - да.
Рассерженного - конечно. Могущественного - несомненно. Но смеющегося? Это, кажется, слишком ... слишком ... слишком непохоже на то, что следует делать Богу ...
или каким Ему следует быть, т.е. свидетельствует лишь о том, что я либо много, либо
мало знаю о Боге.