Но сейчас он, в отличие от первого, не имел возможности даже уцепиться за иллюзии, потому что сам их и развеял.
— Убейте меня, сволочи, — пересохшими губами сказал Дайрут, и его вновь не услышали.
Он кричал и дергался, и крики его были похожи на прерывистое дыхание, а движения — на агонию. Стоявшие над ним палачи спорили и спорили, говорили о всякой ерунде — о том, кто должен стоять у власти.
Потом начали препираться насчет того, стоит ли убивать Дайрута, или можно оставить его живым. И он то начинал надеяться, что вот сейчас ему в грудь просто воткнут клинок, то впадал в отчаяние, когда говорили, что можно его отпустить — вырезав язык и выколов глаза.
Боль, отчаяние и вновь подступающее безумие одолевали Дайрута.
Пришла мысль, что надо что-то сказать, что-то такое, что подвигнет их убить его, и вопрос решится. Собравшись с силами, он перевернулся на бок, и это движение ему удалось, хотя и отозвалось болью в груди.
Дайрут приподнялся, опираясь на левый обрубок и едва не теряя сознание от боли.
Как только сознание прояснилось, он, стараясь говорить как можно более внятно, произнес:
— Будьте прокляты… чтоб у вас ничего не выходило… что бы вы ни задумывали… чтоб вас попрекали мною всю жизнь…
Но, похоже, его опять никто не услышал, так что Дайрут в отчаянии попробовал встать — может быть, тогда они испугаются или решатся закончить начатое? Но собственное тело, слабое, истощенное болезнью и жуткими ранами, подвело его — и недавний хан упал обратно на окровавленное ложе.
А потом снаружи шатра, в узкой щели входа мелькнул Усан — тот мальчишка, Рыжий Пес, который первым учуял в Дайруте будущего властителя Орды, почитавший за честь служить ему даже тогда, когда он был всего лишь командиром отряда юных гонцов.
— Беда! — крикнул он.
Дайрут понимал, что мальчишка переигрывает, чувствовал, что на самом деле ничего страшного не происходит.
Однако Айра, Имур, Ритан и Коренмай, едва ли не сталкиваясь локтями, выскочили из шатра.
Через мгновение Усан незамеченным проскользнул внутрь и подбежал к бывшему кумиру.
— Ты был хорошим ханом, — сказал он. — Но сейчас ты должен уйти, чтобы жить.
— Я не хочу жить, — ответил Дайрут. — Убей меня.
И такое разочарование, такое дикое, вопиющее отчаяние отразилось в глазах Усана, что Дайруту стало стыдно за то, что он подводит рискнувшего всем мальчишку, для которого нет никакой выгоды в спасении искалеченного хана.
— Помоги мне встать, — попросил Дайрут.
Он не верил в то, что сможет удержаться и не упасть.
Но с помощью Рыжего Пса он стоял — на подгибающихся, словно сделанных из подушек ногах, — но стоял!