— Сию минуту, Ванечка, — Аннушка блеснула белыми, словно промытая галька, зубами. — Надень, а то вчера скорая отвезла в больницу крыльщика: помнишь его, ярославский, на «о» разговаривал? Солнечный удар. Мог с крыши свалиться… Готова наполеоновка!
Аннушка нежно отстранила руку мужа, забрызганную раствором, и, приподнявшись на носки, не надела, а легко опустила бумажную треуголку на его пламенно-рыжие кудри, тронутые ранней проседью.
— Спасибо, Аннушка!
Под стать Ивану Хариохину, человеку зрелой мужской красоты, эта ядреная елецкая бабенка! Поглядишь на нее — не налюбуешься: локти смуглые, с ямочками, и такие же приманки на яблочных щеках; одна улыбка чего стоит; грудь высокая, бедра крутые, в поясе тонкая. Вот стоит в спецовке, рабочая женщина, без маникюров и завитушек, а богаче любой, самой распрекрасной. Матросы идут — обернутся все до одного. Только зря прихорашиваются, поправляют на голове круглые шапочки. Не оправдаются их надежды. И за это ее спокойствие, за женскую неподкупную гордость ценил свою ненаглядную Аннушку Хариохин.
Мелькали кельмы — оружие каменщиков. Посапывая и причмокивая, ложились рядами шершавые инкерманы. Вот тут будет знатная спаленка. Окна на море, корабли на виду. Разве только помешает база подплава. Ишь как гудит: где-то внизу заряжает аккумуляторы подводная лодка. Там, где сейчас скрипят заляпанные серым раствором помости и чавкают сапоги, поставят кровати, кто-то ляжет на них, натянет одеяло до самого подбородка, вытянется…
Хариохину даже спать захотелось от этих мыслей, вовсе не связанных с делом. А ведь и самому мечталось бросить скитаться по баракам, прочно осесть на месте, купить пружинную кровать, славянский шкаф с длинным зеркалом…
— Гаврила Иванович, когда из своей развалки выкарабкаешься? — спросил Хариохин Чумакова, продолжая работать в прежнем темпе.
— Выберусь, дай время. Не я один.
— Единственное в этом утешение?
— Почему единственное? — Коричневая рука Чумакова по привычке прикоснулась к седеньким, коротко подстриженным усам. — Дочки у меня вырастают.
— Вот для них-то и нужны спаленки.
— Нужны, — согласился Гаврила Иванович. — Придет время — дадут. У меня отличная квартирка была, разбомбили.
Все невольно прислушиваются, хотя никому не в новость и нынешнее и прежнее житье-бытье Чумакова. Все знают о гибели двух сыновей Гаврилы Ивановича, взорвавших танки гранатами. На Мекензиевых высотах побили сыновей, а жену Чумаков потерял под распавшимися от немецкой взрывчатки блоками инкерманов — такими же, какие приходится теперь снова пускать в оборот.