Дом (Зорин) - страница 31
− Не берут, − возвращалась с рукописью Саша Чирина. — Слишком сложно.
− Честное слово, как дети! − ворчал Ираклий, убирая роман в стол. — Пиши так, чтобы было похоже на мои мысли, иначе не буду читать! Похоже, чтобы пробудить аппетит, им надо всё разжевать и пронести мимо рта.
С неделю он без дела слонялся по квартире, вытирая штанами скопившуюся по углам пыль, куда садился, зажмурившись, чтобы быстрее вытолкнуть из себя отвергнутый роман, и принимался за следующий.
С внешней стороны, где был вход в церковь, дом граничил с городом, от которого его отделяли скрещённые в прямой угол улицы с трамвайными рельсами. По вечерам, когда зажигали электричество, фонари на столбах, как воры, лезли в окна, просвечивая дом насквозь. Со вторым пришествием Кац жизнь менялась на глазах. Управдома сменил домоуправ, проёмы возле лифтов заняли консьержки, а в подвалах, выкурив бомжей, открыли туристические бюро и дорогие бутики. О. Мануил в ногу со временем устроил церковную лавку. Двор превратился в автостоянку, машины жались к бордюру, залезали на асфальт под окнами, так что, выходя из подъезда, нужно было протискиваться между ними в узкие щели. Дом обрёл вторую молодость. Палисадники засинели анютиными глазками, зажелтели куриной слепотой, во дворе разбили лужайки с густой травой, расчертив их двумя посыпанными гравием дорожками, которые упирались во второй и седьмой подъезды и, отгороженные бордюром, образовывали с домом внутренний дворик. А на перекрёстке поставили беседку. Там, забравшись с ногами на лавки, слушали музыку, расставив на ограде бутылки с пивом. Веселье! Веселье! Прежняя жизнь казалась скучной и однообразной, а жившие ею представлялись неудачниками, которых угораздило родиться слишком рано. Они быстро собирались, точно готовились в дорогу, которая приведёт к чему-то большому и светлому, а потом всю жизнь сидели на чемоданах, проводя время в тихом отчаянии. А теперь не хотели ждать! На углу появились торговавшие собой девушки, в которых узнавали сестёр-близняшек из восьмого подъезда.
− Уступите дешевле? — хватали их за руки, не вылезая из автомобилей. — Если оптом, сделаете скидку?
− В розницу не продаёмся, − выдернув руку, обрезали они. Под свитером у близняшек была плоская грудь, отличавшаяся лишь родинкой: у одной она была под левым соском, у другой — под правым. Они были совсем молоденькие, полночи заливались звонким смехом, пугая голубей, спящих на острых жестяных карнизах, и будили жильцов даже с верхних этажей, так что Савелий Тяхт, как домоуправ, выслушивал бесконечные жалобы. «Берите от жизни всё!» − доносилось из каждого угла. «А другим оставите?» − качал головой Тяхт, с сомнением озираясь по сторонам. Новоселья в доме больше не справляли шумно, не приглашали на них соседей, не представлялись, столкнувшись на лестнице, и только по оставленной внизу машине замечали, что въехал новый жилец. А соседями Изольды стали молодожёны, не выходившие из квартиры по трое суток и будившие криками весь дом. Изольда представляла, как молодая щекотала мужа волосами, разбросанными по подушке, вспоминала своих мужей и волосы, которые не успевала остригать, чтобы не закрывали грудь, и ей делалось невыносимо. Она больше не могла любить. Не могла ненавидеть. Она хотела, чтобы её оставили в покое. И сходила с ума от того, что её никто не замечал.