В итоге я пришел к тому, что заставил замолчать ту чересчур оптимистичную шестилетнюю «Санта существует» часть меня. Нужно было запереть ее, что я и сделал. И как только я это сделал, сразу же смог уйти от Адама. Да фиг с ним, я понял, что могу уйти от... кого угодно, если понадобится. Что не означает, будто я не сожалел о потерянных отношениях: черт, они были отстойными, но я жалел.
Джулз помолчал, думая об огромных киноафишах и изображениях на автобусах, куда бы он ни отправился. А затем сказал:
– Вот только однажды я проснулся и понял, что больше жалею о потере своего внутреннего ребенка. Мне не нравилось, в кого я превращаюсь без этого счастливого маленького голосочка – в слишком мрачного типа, понимаешь?
«Чересчур похожего на тебя». Кэссиди этого не произнес, но знал, что Макс понял.
– Так что я задумался всерьез и надолго, а чего же на самом деле хочет мой внутренний ребенок, – тихо продолжил Джулз, – и обнаружил, что в действительности не Адама. И даже не Робина – другого... Неважно. Это не то... – Он покачал головой. – Я хочу сказать, что понял: я не хотел Адама, я хотел мой идеальный образ Адама. Я хотел кого-то, как Адам, которого я вообразил. Я хотел любить кого-то, кто будет любить меня в ответ в соответствии с моим представлением о любви и уважении.
– Ты когда-нибудь сидишь просто? Тихо? Без разговоров? – вздохнул Макс.
– Хочешь, чтобы я замолчал, прежде чем доберусь до сути? – спросил Джулз.
– А в этой истории есть суть? В таком случае...
– Пошел ты. Сэр.
– ...продолжай.
– Суть в том, – сказал Джулз, – что я был в состоянии принять весь этот хаос, немного перенастроиться и снова выпустить моего внутреннего шестилетку.
Макс явно не понял.
– Вместо того, чтобы превратиться в какого-то угрюмого, мрачного, несчастного человека, – пояснил Джулз, – без чувства надежды, – о, скажем, как твой отец, – я поменял установку. И во мне снова зазвучал искренний детский боевой клич: «Однажды мой принц явится за мной». Есть определенные проблемы, знаю. Я имею в виду, что ищу совершенство. Так или иначе, я стремлюсь к лучшему. И говорю тебе все это, потому что знаю: где-то внутри тебя, в какой-то давно забытой паучьей норе притаился твой полный надежд внутренний ребенок. Тебе нужно найти его, сладкий. И нужно позволить ему выйти и порезвиться. Если не хочешь, то и не трать время на психоанализ, вычисляя, почему же – может, из-за отца? – запер эту верующую в Санту часть тебя. Хотя это и не повредит. Я большой поклонник саморефлексии и самопознания. Но даже если и нет, ты все еще можешь дать этой части себя новую установку: «Я разрешаю себе быть счастливым. Я разрешаю Джине любить меня». И, может быть, тогда, после того как мы завтра выбьем те двери, ты сможешь отвезти ее домой без всей этой чуши про неизбежный фатум.