По крайней мере, без пролития крови невинных.
– У вас красивый внук, – сказала Молли Эмилио, когда Джина передала ей бутылку с водой, а сама открыла другую. – Его зовут… Данжума?
Услышав свое имя, мальчик поднял голову, а затем, когда одна из банок покатилась прочь, рассмеялся и пополз за ней.
– Способность детей эмоционально восстанавливаться меня поражает, – пробормотал Эмилио, тоже наблюдая за мальчиком. – Его отца, моего сына, казнили прямо у него на глазах лишь месяц назад.
О Боже.
– Мне очень жаль, – сказала Молли.
– Его мать, – продолжил Эмилио, – моя невестка – вы видели ее несколько минут назад – была уверена, что и его убьют. Они иногда так делают: убивают детей, особенно наших мальчиков, чтобы те не выросли и не стали солдатами оппозиции. Его эта участь миновала. Вместо этого его бросили в тюрьму. Бросили в тюрьму всех троих, моя жена тоже была с ними, понимаете? Она видела, как умирал ее единственный сын.
Молли полностью купилась на эту историю. У нее в глазах стояли слезы. Джина не знала, зачем он рассказывает им это. Чтобы завоевать их симпатии? Чтобы они поняли, почему находяться здесь в заложниках?
– Кто они? – спросила она.
– Плохие люди, – последовало в ответ. – Жадные люди, которые могут очень многое потерять, если в Восточный Тимор придут закон и порядок.
– У них есть имена? – не унималась Джина.
– Их имена ничего вам не скажут, – ответил Эмилио. – Но для меня и моих соседей они – причина дрожать от страха. – Он повернулся к Молли, очевидно, решив, что она лучшая аудитория для его драматической истории. – В тюрьме моего внука долго удерживали отдельно от матери. Имельда, мать Данжумы, была вне себя. Когда мальчика наконец отдали ей обратно в руки, она была готова выполнять их требования. – Он оглянулся на дверь и понизил голос, чтобы невестка не подслушала.
Если предположить, что она могла говорить по-английски.
Молли сжимала руку Джины, совершенно очевидно веря каждому ужасному слову этой истории.
Все, о чем могла думать Джина – это где сейчас был пистолет Эмилио и как можно им завладеть.
Был ли его рассказ правдой? Может быть.
Если Джина чему в жизни и научилась, так это тому, что люди способны делать страшные, жестокие вещи друг с другом.
Она подумала о Нарари из Кении, которая умерла в тринадцать лет. О Люси, которую она помогла спасти, и чья старшая сестра все еще оставалась там, ожидая скорого появления своего ребенка и зная, что когда младенец родится, она будет обрезана снова[35].
Подумала о террористе, которого прозвала Бобом; он рассказал ей свою историю, пока держал ее в заложниках в самолете. Джина сочувствовала ему – его жизнь была одна сплошная борьба. Она видела в нем личность, а не просто человека с ружьем.