Выйдя на улицу, я с облегчением вздыхаю. Солнце сегодня спряталось за облаками и не жарит, но в воздухе разлита духота. Ветер то налетает порывами, то стихает, его причуды лишь намекают на возможность грозы, но отнюдь не сулят ее наверняка.
Я сажусь в машину и совершаю очередной объезд больниц. Бандита на сей раз решаю выбросить из программы. Пусть достается Хмурому. Мать с ложечки кормит Мартина какой-то жижей, он, что называется, еле-еле душа в теле, но тем не менее пытается мне подмигнуть. Более того, на его изуродованном лице мне даже мерещится ухмылка, но, впрочем, не уверена. Как только мать отодвигает чашку, Мартин что-то шепчет, но слов я разобрать не могу.
— Он говорит: «Атри», — поясняет мать. — Знаешь, кто это?
— Знаю. Так что ты мне хочешь сказать про Атри? — склоняюсь я к Мартину.
Лицо Мартина искажается от усилий. Только что выпитый бульон выступает в уголках рта. Я поворачиваю голову брата набок и вытираю лицо влажным полотенцем.
— Молчи и слушай меня, братец, внимательно. Мы тут потолковали с твоим дружком Конрадом. К счастью, он не такой скрытный, как ты, так что мы с ним нашли общий язык. А ты запомни раз и навсегда: если и впредь посмеешь совать нос в мои дела, я самолично отделаю тебя так, что родная мать не узнает. Ясно?!
Мартин закрывает глаза, потом вновь поднимает веки — очевидно, в знак согласия.
— Почему ты так груба с ним? — вскидывается мать.
— Грубостей он еще от меня и не нюхал. Мартин, черт побери твою упрямую башку, изволь отвечать на вопросы! Поначалу у нас с Конрадом было подозрение на банду рокеров. Это они тебя измордовали?
Мартин чуть заметно качает головой, но даже это движение стоит ему невероятных усилий. Лицо его заливает бледность.
Однако я не знаю пощады.
— Кто тебя отделал? Муж Атри? Не он? Тогда кто-то другой, связанный с нею?
Мартин кивает. Я наклоняюсь к нему, целую в щеку.
— Уезжаю на уик-энд к Дональду, наведаюсь к тебе через два дня. Не вздумай вставать, не нарывайся на новые неприятности. Готова поспорить, что ботинки ты уже спрятал под одеялом и ждешь момента, когда мама ослабит бдительность.
Столь абсурдное обвинение вновь вызывает ухмылку на его изукрашенной синяками физиономии. Он касается моей руки, и я опять склоняюсь над ним.
— Знаешь, куда я сейчас отправлюсь? Домой. Вломлюсь к тебе в квартиру и наведу порядок. Слышишь? Когда вернешься — не узнаешь свой хламовник. Все разложу, расставлю по местам, попробуй потом отыскать нужную вещь. Пусть это послужит тебе наказанием за то, что позволил набить себе морду.
Братец стискивает мне руку и шевелит губами, пытаясь что-то пролепетать.