— Зайди! — приказал капитан и повесил трубку.
У меня задрожали руки, а в ногах появилась слабость. Я рухнула на его стул и закрыла лицо, пытаясь спрятать слезы.
— Машка, ты чего? Машка, перестань, — он хлопал меня по спине. — Ну попугали немного парня. И ему экстрим и нам развлечение.
— Игорь, он после концерта, он весь на нерве, на пределе, он выкладывается так, что нашим и не снилось, а ты на него своих бультерьеров натравил? Попугать решил? Он же...
— Впредь наука будет, — по-отечески отозвался Разгуляев.
Опанович оказался мужчиной весьма внушительных размеров и неопределенного возраста. Говорил он медленно, двигался еще медленнее, как мясник перед новой партией мяса, ибо скотину уже забили, и никуда оно не убежит.
— Мамед, че там? — пробасил он, вальяжно входя в начальственный кабинет.
— За девчонку головой отвечаешь. — Игорь толкнул меня навстречу лейтенанту. — Она его переводчик. Пойдет с тобой. Немца этого мне сюда приведи.
Опанович неспешно поплыл по коридору. Сказать, что я нервничала, значит, ничего не сказать. Меня так на госэкзаменах в институте не трясло, как колотило сейчас. И больше всего пугало то, что шли мы не туда, откуда привели меня!
Волна страха накрыла вновь. Я задохнулась. Это был словно удар в живот. Сильный. Короткий. Лишающий возможности двигаться и дышать. Я вцепилась в руку проводника и глухо застонала.
— Да ты чего так нервничаешь? Ничего с твоим фрицем не случится.
— Пожалуйста, — провыла я. — Быстрее, мать вашу!
Наконец-то он соизволил остановиться у камеры. И это была вовсе не та камера, в которой я оставила Билла!
Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание от кошмарного страха. Опанович неторопливо распахнул дверь, как я поняла, в обход всех инструкций и правил. И я, вынырнув из-за его спины, узрела страшную картину: в левом углу около нар какая-то свалка тел, орущая и матерящаяся. Мгновение, и до меня дошло, что происходит. Я забыла про Опановича, забыла про безопасность, забыла про все на свете. Оттолкнув мента, словно выпущенное ядро, влетела в кучу с каким-то звериным рыком. Разбила ее. Билл метнулся к стене, судорожно вцепившись в приспущенные джинсы. Глаза красные, взгляд затравленный, лицо белое, губы дрожат. Между мной и им встала какая-то фигура. Это он зря. Я в такие моменты за себя вообще не отвечаю, да и постоянные путешествия по чужим странам научили реагировать быстро, не думая, не размышляя. Этому приему меня научил отец. Он называл его «датским поцелуем»: левый кулак в нос, правый локоть в солнечное сплетение и отлакировать сильным ударом в пах. Если противник не ожидает нападения, то срабатывает в десяти случаях из десяти. Этот не ожидал нападения. Рухнул к моим ногам, захрипел. Сзади кто-то дернул за волосы. Я со всей дури вонзила металлическую шпильку в босую ступню нападающего, протыкая плоть, ломая каблук. Не удержалась на ногах, отлетела в угол к Биллу.