— Обдумал, товарищ полковник, — подобрался, распрямился Александр. — Разрешите мне остаться в полку.
Лебедь стиснул челюсти, по скулам пробежали желваки. Стрельнул взглядом на Меньшикова: «Твоя работа?» Но ничего не сказал, лишь натянуто усмехнулся, отошел от Александра.
Напряженную тишину разорвал телефонный звонок. Меньшиков взял трубку.
— Слушаю, Меньшиков.
— Доброе утро, Федор Иванович, Лебедь еще не объявился?
Голос было хорошо слышно, и Александру он показался знакомым.
— Здесь он, товарищ генерал, — ответил Меньшиков и протянул Лебедю трубку. Полковник суетливо схватил ее, прижал к уху:
— Слушаю, товарищ генерал…
— Куда вы запропастились?
— Так… то в штаб надо, то в один полк, то в другой, — бойко начал Лебедь. — Столько дел…
— Какие дела могут быть важнее полетов? — прервал его суровый голос. — Вы подчиненных в бой послали, а сами… Вы хоть знаете, где ваши экипажи?
— Так точно, товарищ генерал. Сели в Мелитополе.
— А экипаж Зароконяна?
— Ищем, товарищ генерал. Тоже сел где-нибудь.
— К сожалению, не сел. Разбился экипаж Зароконяна. У Маныча. В общем, оставьте свои дела на зама и давайте-ка сюда, ко мне, — заключил генерал не предвещающим ничего хорошего тоном.
Лебедь сразу сник, обессиленно опустил на аппарат телефонную трубку.
10/XI 1943 г. …Боевой вылет с бомбометанием по порту Севастополь…
(Из летной книжки Ф. И. Меньшикова)
Все вокруг было фиолетовым — и небо над головой, и слоисто-кучевые облака внизу, похожие на сиреневые сады во время цветения, и сами бомбардировщики, идущие правым пеленгом, звено за звеном, вся третья эскадрилья во главе с Александром, или, как теперь уважительно его называют, капитаном Тумановым. Лишь на западе, куда держали курс самолеты и где несколько минут назад скрылось за горизонтом солнце, багрянилась небольшая полоска, бросая тусклые, едва заметные блики на кромки облаков, на стволы пулеметов штурманской кабины, штыками выставленными вперед, на ребра атаки крыльев. И это легкое, будто очерченное кистью художника обрамление делало самолеты особенно красивыми, какими-то быстроходными фантастическими кораблями. Александр то и дело отрывал взгляд от приборной доски, никак не налюбуясь вечерним закатным небом; и то ли от этой красоты, то ли от событий последних дней на душе у него было так хорошо и радостно, что хотелось раскинуть во всю ширь руки и обнять весь мир, весь земной шар и крикнуть во всю мощь своих легких: «Ура!»
Итак, он командир эскадрильи. И хотя комдивом стал Меньшиков, Александр не жалел о должности инспектора по технике пилотирования дивизии, в полку его ценят и знают, уважают и доверяют — простили даже, казалось бы, непростительные грехи. Более того — вчера подполковник Омельченко послал на него представление к награде Золотой Звездой Героя. Жаль, отец и Рита не дожили до этого счастливого дня. Ирина узнает — обрадуется. А что узнает, он не сомневался: она постоянно держит связь со штабом 4-го Украинского фронта. Несколько дней назад Петровский, отозвав Александра, с непохожей на него откровенностью сказал прочувственно: «Поклон тебе Ирина шлет. Я просил ее разыскать Оксану. Разыскала. Сообщила, что с ней все в порядке. Заодно и тебе привет передала. Ждут они с нетерпением, когда мы их освободим. Трудно им там. Фашисты во что бы то ни стало хотят удержать Крым и свирепствуют немилосердно…»