Вот мы и встретились (Троичанин) - страница 181

- Есть, - счастливо улыбнулся спасённый начальник, - ещё как есть.

- Ну, тогда подымайся, пойдём, твоя забота здесь кончилась. – Но встать сразу Иван Всеволодович не смог. – Не можешь, что ли? Давай, помогай, - набросился на работяг. – Да поосторожнее, чертяки – человек ведь, не куль с дерьмом.

- Сам, - отстранил «куль» санитаров и с трудом, с заминкой, но поднялся на одеревенелые дрожащие ходули. – Кажется, досталось по мослам. Пошли, дома разберёмся.

Возвращались медленно и долго. Распадок переползли, только откопанный передвигался на снегоступах. Увидев широко распластавшихся, зарывшихся в снег четырёхлапых зверей, он не сдержал смеха и ещё долго потом смеялся, утирая слёзы и ослабляя нервы. А в лагере двое старших отхлестали его в бане вениками так, что не чувствовались не только ноги, но и руки, а крыша съелозила набок – вот когда он не мог встать по-настоящему. Но истязатели быстро привели его в рабочее состояние, окатив холодной водой и напоив целебным чифирём с брусникой.

- Иван Севолодович, - Иван Васильевич был серьёзен и хмур, - ты на самом деле не делай больше глупостей без спросу. Сам понимаешь: если с нами что, то – одно, а если с тобой – то швах. Обещаешь?

- Обещаю. – Как не обещать таким классным мужикам да ещё такую малость. Теперь он за каждого в двойном ответе.

На следующий день именинника оставили в лагере одного. Сидя в жарко натопленной избушке в одних трусах и бесстыдно обнажив синяки и ссадины, он писал письмо.

«Здравствуйте, уважаемая Мария Сергеевна.

Во первых строках своего второго письма, а первое не отправил, потому что замотался с погрузкой вертолёта, но надеюсь, что в этом нет ничего противоречащего первому, а перечитывать не хочется, так вот, в первых строках второго письма, которое вы получите вместе с первым, сообщаю, что известный вам таёжный бродяга и охломон жив и здоров, но не очень. Но не в этом дело, не в этом моя боль, а в том, что я опять по дурости потерял с вами прямую связь и очень надеюсь на обратную от вас, чтобы услышать, что вы хотели в последний раз сказать, кроме того, что очень хотите увидеть меня здесь, в естественных дремучих условиях, и что я для этого должен конкретно предпринять и в какие, устраивающие вас, сроки. Во – предложение, еле кончил. И не отнекивайтесь, вы хотели сказать именно это, но мне не дал этого услышать подло подсевший аккумулятор мобильника. А я здесь без вашего догляду влип в позорную историю: хотел, преисполненный самомнения и гордыни, в одиночку выкопать месторождение, а в результате закопал и дерзкие мечты и самого себя вместе с ними. Сижу вот на местном бюллетене и жалуюсь вам на судьбу, хотя надо бы основательно самовыдраться. Но себя жалко. Ну, почему вы так далеко: пока мои слёзы дойдут до вас, успеют высохнуть. Может, и к лучшему, хотя порой кажется, что двое объединяются не столько для радости, сколько для преодоления несчастий и горя, а общая радость рождается только в этом преодолении. Разве не так? Ну, почему у нас получается всё так затяжно и несуразно? Что это: судьба нас испытывает или разводит? Верится в первое и верится в то, что вы преодолеете страх передо мной и когда-нибудь всё же скажете: давай встретимся… чтобы никогда не расставаться. Конечно, не сейчас, сейчас вы окружены яркими кинозвёздами и не замечаете тусклого света одинокой звезды под названием Большой Медведь, но я  терпелив и дождусь, когда звёздный туман рассеется, и ваша звезда, как в известном романсе, захочет говорить с моей. О-хо-хо, болезненные мечты воспалённого мозга после неудачного могильника. Он меня, однако, заставил пересмотреть надуманные вредные концепции малого дела в одиночку, когда вкалываешь, не оглядываясь на окружение – и гори всё синим пламенем. Нет и нет, в одиночку даже малые дела не под силу, всегда нужна поддержка, союзники, единомышленники. И обязательно рядом, плечо к плечу, чтобы в любой момент могли подправить и облегчить дело. Наши предки ставили избы миром, а мы теперь стараемся всё строить тайком, за заборами и без свидетелей. В животном мире только немногие свирепые хищники живут в одиночку, и мы постепенно превращаемся в таких, всё больше надеясь не на друзей, а на собственные клыки. Я тоже поддался этой общей разрушительной психологии. Может быть, поэтому так трудно сходятся двое, показывая в любви не улыбку, а оскаленные зубы. Вот, опять я философствую, а давно уже известно, ещё со времён Древней Греции, что философы – не устроители жизни, а прозябатели, не способные устроить не только чужую, но и свою жизнь, прозябая в бочках и нищете. Так что, наверное, прав ваш тоже древний материнский инстинкт, подсказывающий вам, что я ненадёжный партнёр, но, поверьте, треплюсь сейчас просто от бессилия, от безнадёжья, бесперспективья, без… ладно, не буду вас утомлять постыдными слюнями, до скорого, мой самый дорогой человек.