– Спирта? – спросил Белоконь наугад.
– Нет, не спирта. На задании не пью и тебе не советую. А не хватает нам какого-никакого самолета. Глядишь, ночью бы фашистские позиции перелетели. У них там, правда, зенитчиков, что вшей на красноармейце…
К девяти вечера, когда Белоконь уже потерял последнюю надежду встретить на этой жуткой пустынной дороге хоть какого-нибудь графа, когда все ближе подкрадывалась безнадега, когда солнце выжгло тело до полного безразличия к дальнейшей судьбе, когда закончились папиросы, а воды осталось на пару глотков, от рощи отделился автомобиль.
Начинало смеркаться, но было еще достаточно светло. Автомобиль светил фарами – и даже по ним было видно, что это не армейский внедорожник, а роскошная генеральская машина. Белоконь едва удержался от стона облегчения. Вот он, родимый! «Люся, Ирочка, Света, Славик, я вас не подведу! – мысленно кричал он. – Только не теперь!»
В последний момент Смирнов передумал использовать гранаты.
– Какого черта! – сказал он. – Возьмем их так. Главное, следи, чтобы никто не ушел, слышишь?
– Слышу-слышу, – откликнулся Белоконь, сжимая автомат.
Автомобиль быстро приближался. Когда он был в сотне метров от камня, Смирнов выскочил на дорогу – в освещенное фарами пространство. В авто Смирнова заметили не сразу или просто не успели принять решение. А потом было уже поздно.
Смирнов расставил ноги, поднял автомат и выпустил длинную очередь по лобовому стеклу.
Белоконь успел подняться на одно колено и тоже держал генеральский транспорт на прицеле. В первые секунды стрельба его оглушила.
Одна фара погасла, автомобиль съехал на обочину и остановился. Несмотря на то что Белоконь внимательно следил за происходящим, он едва не упустил самого главного. Дверца с противоположной стороны машины распахнулась, и оттуда на четвереньках выбралась какая-то фигура. Белоконь заметил выжившего, только когда он поднялся и с места припустил по дороге в сторону рощи. За ним!
Смирнов уже был возле машины. Белоконь промчался мимо него.
– Брось плащ, клоун! – крикнул ему вслед разведчик.
Слова дошли до Белоконя не сразу, но руки откликнулись на них мгновенно – он сбросил мешавший бежать плащ и побежал гораздо быстрее.
Это настолько отчетливо напоминало погоню за фашистским офицером, которому Белоконь собирался отрубить голову, что во время бега вместо автомата он чувствовал в руках топор. Поэтому Белоконь так и не воспользовался оружием по назначению.
Убегающий от него человек не кричал – берег дыхание. Спереди доносилось только неясное бряцание. Белоконь вдруг понял, что звенят многочисленные награды, которыми увешана грудь беглеца. Он гнался за самим генерал-полковником фон Штумпфельдом. Однако бегал граф неважно – не в пример пресловутому офицеру-аисту. Если бы генерал теперь рванул так же, то уже через пару минут уже был бы у спасительной рощи. После утомительного и голодного двухдневного пекла Белоконь сильно потерял в скорости.