Штабной офицер так и оставался возле тела своего мясистого коллеги. Он сидел на хвое с открытым ртом и бессмысленно поводил вытаращенными глазами. В его руках по-прежнему был портфель, а вот фуражку сдуло взрывом. Безоружный Белоконь надвигался на него, расставив руки.
Лицо немца исказилось от ужаса. Он резво поднялся и завопил. А потом подскочил к старшине и огрел его по уху своим тяжелым портфелем.
Пряжка рассекла Белоконю щеку, из раны хлынула теплая кровь. Глаза застлало фиолетовой дымкой. Когда сквозь нее проступили очертания предметов, Белоконь обнаружил, что стоит на четвереньках. Перед ним лежал окровавленный топор. На бритвенный инструмент, сослуживший такую неожиданную службу, налипли песок и хвоя.
Осмотревшись, Белоконь увидел, как длинный офицер удирает по дороге в город. Он бежал зигзагами, чтобы не попасть под выстрел, и скорость его была невелика. Старшина сжал топор и с диким воем бросился в погоню.
Немец на миг обернулся и увидел мчащегося за ним, небритого окровавленного красноармейца с топором. Больше он не оборачивался. Прижимая к себе свой проклятый портфель, штабной офицер понесся огромными прыжками, резко увеличив скорость.
Белоконь мчался, не чувствуя боли и тяжести верного колуна. Он рычал и матерился. В голове билась только одна мысль: уничтожить врага. Фриц пылил впереди и, по-видимому, всей спиной ощущал исходившую от Белоконя звериную ярость.
Они бежали мимо огородов. До первого советского поста на въезде в город оставалась какая-то сотня шагов, когда офицер бросился в сторону. Он с разбегу перемахнул через двухметровый забор из тонких досок.
Белоконь с ревом снес эту смешную преграду и увидел свою жертву. Волоча вывернутую ногу, штабник торопливо уползал от него по грядкам с зеленью. Теперь он не был похож на аиста – тонкие шевелящиеся лапки наводили на мысль о неприятном насекомом. Белоконь коротко стукнул немца топором между лопаток. Офицер взвыл. Старшина сжал орудие обеими руками и поднял над головой для последнего удара.
Распростертый перед ним враг был жалок. И слаб – Белоконь очень явственно это почувствовал. Зарубить его – утомительная и теперь уже не нужная обязанность. Белоконь вздохнул и бросил топор.
…Перебравшись через развороченный забор, на дорогу вышли двое. Вооруженный топором и пистолетом, штрафной старшина гнал перед собой хромающего немецкого офицера со связанными руками. Оба были перемазаны в земле и запекшейся крови.