Вокруг стоял безумный грохот, но в этой какофонии он явственно различал голос немецкого пулемета, работавшего чуть выше, буквально в паре шагов от ямы. Он хотел высунуться, но вдруг понял, что солдат с гранатами повел себя точно так же – и лежал теперь с разорванной пулями головой. Белоконь снял каску, надел ее на дуло автомата и приподнял его над краем воронки. Тут же звякнуло, и покореженная каска улетела далеко назад.
Пулемет был рядом и долбил без передышки. Бросить связку наобум? Но в бронированную амбразуру, лишь немного приподымающуюся над землей, попасть сложно. Он же не Смирнов, чье умение бросать гранаты было чем-то сверхъестественным. Белоконь мог надеяться только на удачу.
С каждой секундой промедления эта такая близкая огневая разносила все новых солдат его и соседних взводов. Мало кто подобрался к ней так близко. Если не удается выглянуть – надо бросать наобум, решил Белоконь, сжал связку и размахнулся.
В этот момент пулемет умолк. Белоконь не гадал, из-за чего это произошло – он понял сразу, чутьем: в дзоте меняют раскаленный ствол орудия. Не задумываясь о верности этого неожиданного прозрения, он выглянул над ямой, увидел всего в двух метрах от себя закрытую землей железную амбразуру, примерился и бросил.
БОМ-М-М!
То ли взрыв, то ли удар гигантского колокола. Белоконь чудом успел нырнуть обратно, открыть рот и заслонить руками уши. Перевернувшись на спину, он так и замер с открытым ртом.
В солнечном, перемазанном черным дымом небе над позициями штрафников поднимались в воздух красные сигнальные ракеты. Одна за другой. Сигнал к отступлению.
Уже? Но почему?!
Это было черт знает что. Атака провалилась.
Белоконь закинул автомат за спину – какая же это легкая и удобная штуковина в сравнении с громоздкой винтовкой! – и пополз назад, к своим окопам.
* * *
В отступавших не стреляли. Да и не должны были при отходе на позиции по приказу. Но «не должны» – последний аргумент, когда дело касается врагов народа. Просто энкавэдэшникам из заградотрядов действительно было не до этого. Белоконь успел заметить, что немецкая артиллерия смешала их траншеи с землей – наружу торчали изломанные бревна, которыми раньше были укреплены окопы.
Позиции штрафников почти не пострадали, но от этого было не легче. После сигнала назад вернулись лишь немногие из наступавших. Кто-то побоялся своих же пулеметов, кто-то продолжил переть на немца, не замечая ракет и не слыша многоголосого воя боевых товарищей.
Белоконь нашел изгвазданного в земле и чужой крови Гвишиани и засыпал его вопросами: