Так, в древнеегипетской мифологии мы находим замечательную «отрицательную» исповедь умерших, которую они должны были произносить, представ перед Осирисом и судьями: «О владыки правды! Дайте мне познать Вас… сотрите мои грехи. Я не делал намеренно зла людям… Я не говорил лжи… Я не заставлял земледельца исполнять более положенной дневной работы… Я не клеветал на раба его господину… Я не убивал… Я не обманывал… Я не подделывал мер в моей стране. Я не отрывал кусков от покрова умерших. Я не прелюбодействовал. Я не отнимал молока от уст младенцев… и т. д. и т. п. Я чист! Я чист! Я чист!»
Аналогичную, но значительно более разработанную формализацию правил жизни, добра и зла мы находим в историко-литературных памятниках всех религий в виде запретов, правил поведения, перечней и даже разъяснении сущности грехов и добрых дел, недостатков и достоинств простолюдинов и правителей. При этом даются этические оценки поведения и даже указания, как в тех или иных случаях следует поступать.
Так, безусловный принцип — Не убий! — провозглашается всеми религиозными учениями, но окраска определяется эпохой, предшествующими традициями, политической конъюнктурой.
Лао-цзы (Даосизм) объявляет: «Прославлять себя победой (в войне) — это значит радоваться убийству людей… Победу следует отмечать похоронной процессией». Звучит злободневно и сейчас, спустя две с половиной тысячи лет.
Авторы Талмуда (Иудаизм) рекомендуют убить врага прежде, чем он убил тебя.
Коран (Ислам) разрешает убивать, хотя и с позволения Аллаха и без излишеств.
Не укради! — Важнейший принцип и в Иудаизме, и в Христианстве, и в традиционных религиях Африки, и… у всех, всюду, везде, всегда. Но в Коране (Ислам) принцип соединен с карой: «Вору и воровке отсекайте их руки».
А вот пример, раскрывающий суть недостойности личности, из исламских учений.
«Лицемер, — Когда он говорит, он лжет,
Когда обещает, поступает вероломно,
Когда ему верят, он предает».
Библия и Евангелия пронизаны запретами, правилами поведения, поучениями, которые вошли в поговорки, заповеди. Западному миру более всего близки заповеди Моисея, Нагорная проповедь Христа.
Отметим, однако, что противоречивость общественного и личного в этих понятиях, принципах сохраняется, она неустранима в любой идеологии. Но противоречивость мистического и реального аспектов этих понятий как непременный атрибут религиозных идеологий может быть устранена, естественно, с устранением самих религиозных идеологий. Это должно быть присуще той новой идеологии, о которой идет речь.
Теперь обратимся к проблеме воздаяния (за добро и зло). Эта проблема весьма существенна, так как идеологи божественного, богословы и святые отцы церкви особенно блистают своей злой и поэтической фантазией при описании прелестей и ужасов воздаяния.