Трое и весна (Кава) - страница 17

— Таточку, родненький, не ходи с ними. Советские солдаты добрые, они меня к столу пригласили, по голове погладили…

Так ведь это Емелькин голос! Что он бормочет?

Хватаю мальчишку за плечо, резко поворачиваю к себе.

— Так где ж твой отец, признавайся!

Он задрожал как в лихорадке, на мою руку закапали горячие слезы.

— Он там… с этими… против вас… Отец Парфентий говорил. Я знаю… я очень хорошо знаю, что татко не хотел к ним. Это поп его заставил. Татко у меня добрый. Он тогда учительницу хотел защитить, но не смог…

Я ошеломлённо тряхнул головой. Правда, в здешних местах ничего не поймёшь. Учительницу хотел защитить и пошёл к бандеровцам?.. А сын этого бандеровца спас нас. Что, и здесь какое-то коварство?

А Емельяна словно прорвало, хотя шаги неумолимо приближались.

— Вы не верите мне, дядя, не верите, а так было. В один день какие-то бородатые чужие дядьки вошли в наш класс и, ни слова не говоря, схватили Александру Петровну за руки и потащили из класса, мы все бросились вслед за ней. На улице гляжу, мой татусь идёт. Я как закричал, он сразу подбежал, бросился защищать учительницу. А они его — сапогами в живот. Татунь упал, а Александру Петровну посадили на телегу и увезли куда-то…

Вот оно что… И хотя сейчас не до расспросов, я допытываюсь:

— Так как же твой отец мог к ним попасть? Его же не насильно забрали?

Емельян глубоко вздыхает:

— Забрали. Вечером. Вьюга так выла под окнами, что голосов не слышно было. Вдруг стекло в окне кто-то высадил. Мы с мамой сразу к окну. Три морды просунулись в хату, спрашивают: «Где Петро Климчук?»

И винтовки нацелили. Мама открыла им. Ворвались они в хату, глаза злые. Увидели татуся: «Собирайся, поедем», — говорит один в белом кожухе. Мы кинулись к нему, за полы хватаем: «Куда вы нашего тата забираете? Он же больной, какие-то лиходеи избили его днём». Где уж там, стащили татуся с печки и вытолкали из хаты. Мама за ним, я тоже, но меня отпихнули. Вернулась мама нескоро, слезы в два ручья текут, за грудь держится. Гляжу, а она вся избитая.

— Все, все, — закрываю ему рот. — Потом расскажешь, сейчас не до этого.

А сам чувствую, как у меня холодные мурашки поползли по спине. Вот ведь как все непросто оборачивается…

— Нет, я все-таки вам доскажу, — шепчет Емельян. — Я быстро. Чтоб вы знали и плохо не думали про татуся. После того как маму избили, она только до весны дотянула и умерла. Тогда я пошёл в село Зелёное к попу наниматься. Все рассказал ему, как сейчас вам, а он ответил, что, если буду служить ему хорошо, татусин след постарается разыскать. А через какое-то время сказал мне, где татусь, только заставил сперва поклясться перед иконой, что никому не проговорюсь, привет от него мне передал.