— Это необходимо, — проговорил мистер Джонс. — Это дело, Мартин, не похоже на остальные наши попытки. Я чувствую к нему слабость. Это дело особого рода, нечто вроде испытания.
Вид патрона удивил Рикардо. Он впервые замечал в нем некоторое подобие оживленности. И одно из сказанных им слов — слово «испытание» — показалось ему особенно значительным, хотя он и не мог бы сказать почему. На этот раз разговор ограничился этим. Рикардо тотчас вышел из комнаты. Он совершенно не мог оставаться в бездействии. Он испытывал опьянение, в котором смешивались чувство необыкновенной нежности и чувство дикою торжества. А неподвижность мешала ему думать. Он провел большую часть дня, шагая взад и вперед по веранде. При каждом повороте он бросал взгляд на соседнее бунгало. Ничто не указывало на присутствие в нем обитателей. Два-три раза Рикардо останавливался, чтобы посмотреть на свою левую сандалию. Он громко смеялся. Его все возраставшее возбуждение испугало, наконец, его самого. Он ухватился руками за решетку веранды и стоял неподвижно, улыбаясь не столько своим мыслям, сколько могучему ощущению жизни, которая бродила в нем. Он отдавался ему с беспечностью, даже с безрассудством. Он смеялся надо всем миром, над друзьями и недругами. В это время мистер Джонс позвал его из комнаты.
— Сейчас, сэр! — ответил он, но вошел не сразу.
Он застал своего патрона на ногах. Мистер Джонс устал от бесцельного лежания. Его тонкая фигура скользнула по комнате, потом остановилась.
— Я подумал, Мартин, об одной из ваших идей. В ту минуту она не показалась мне осуществимой, но, по размышлении, я думаю, что Гейсту можно было бы предложить партию в карты; это был бы способ дать ему понять, что пришло время вернуть награбленное. Это не так… как бы сказать… не так вульгарно… Он поймет, что это значит. Это не плохой оборот для дела, которое само по себе несколько грубо, Мартин… несколько грубо…
1 — Вы собираетесь щадить его чувствительность? — съязвил секретарь с такой горечью, что мистер Джонс был не на шутку удивлен.
— Да ведь это ваша мысль, чтобы вас черт побрал!
— Я и не говорю ничего другого, — возразил Рикардо напыщенным тоном. — Но мне опротивели все эти увертки. Нет! Нет! Забрать мошну и прикончить парня! Он большего не стоит…
Страсти Рикардо разбушевались. Жажда крови соединялась в нем с жаждой любви… да, любви. Что-то вроде тревожной нежности наполняло и смягчало его сердце, когда он думал об этой девушке, девушке одного с ним племени. Он чувствовал, как в нем пробуждалась разрывавшая ему грудь ревность, как только образ Гейста омрачал его дикую мечту о счастье.