— Вы слышали, как я недавно свистнул? Это я, выходя, давал ему понять, что пора подавать обед, и вот он!
Лена встала и прошла справа от Рикардо, который опустил глаза. Они сели к столу. Огромная спина гориллы Педро, раскачиваясь, скрылась за дверью.
— Чудовищная сила у этого животного, сударыня, — проговорил Рикардо, любивший говорить о «своем Педро», как некоторые говорят о своей собаке, — Он, правда, некрасив, нет, он некрасив. И его надо держать в руках. Я, так сказать, его надсмотрщик. Патрон не входит в мелочи. Он предоставляет все Мартину. Мартин — это я, сударыня.
Гейст видел, как глаза молодой женщины обратились к сек- 1›етарю мистера Джонса и остановились на его лице невидящим взглядом. Между тем Рикардо рассеянно смотрел вдаль; подобие улыбки пробегало на его губах и, не смущаясь молчаливостью хозяев, он болтал без устали. Он хвалился своим долгим сотрудничеством с мистером Джонсом, четырьмя годами их совместной жизни. Потом бросил быстрый взгляд на Гейста:
— Сейчас же видно, что это джентльмен, не правда ли?
— О, все вы лишены и тени реальности в моих глазах! — сказал Гейст своим шутливым тоном, слегка омраченным оттенком меланхолии.
Рикардо принял эти слова так, как будто он именно их ожидал или как будто ему не было ни малейшего дела до того, что может сказать Гейст. Он пробормотал рассеянно: «Так, так!» Отломил кусочек сухаря, вздохнул, потом сказал со странным взглядом, который, казалось, не шел вдаль, а останавливался где-то в воздухе, у самого его лица:
— С первого взгляда видно, что вы тоже один из них. Вы с патроном должны понимать друг друга. Он надеется увидеть вас вечером, мой патрон; он плохо себя чувствует, и нам надо подумать об отъезде отсюда.
Произнося эти слова, он обернулся к Лене, но без какого — либо определенного выражения. Откинувшись назад, со скрещенными на груди руками, молодая женщина смотрела прямо перед собою, словно находилась в комнате одна. Но под этим видом мрачного безразличия трепетало сознание опасностей и волнений, ворвавшихся в ее жизнь, чтобы зажечь ее сердце и ум и дать ей невыразимое ощущение напряженной жизни.
— В самом деле? Вы думаете уехать? — проговорил Гейст.
— Лучшим друзьям приходится расставаться, — произнес с расстановкой Рикардо. — И если они расстаются друзьями — все хорошо. Мы оба привыкли бродяжничать. Что касается вас, я знаю, что вы предпочитаете пускать корни там, где находитесь.
Все это говорилось явно для того, чтобы поддерживать разговор, и мысли Рикардо были, очевидно, поглощены какой-то заботой, не имевшей отношения к произносимым им словам.