В этом состоянии моральной растерянности, несмотря на свое исключительное уменье управлять гостиницей, на свою всегдашнюю заботу о том, чтобы не давать никакого повода к недовольству ведающих этой отраслью промышленности властей, Шомберг предоставил вещам идти своим течением, хотя и нидел, к чему это течение вело. Началось с небольшой партии с несколькими засидевшимися за обедом посетителями за одним из столов, отставленных к стене в бильярдной зале. С первого же взгляда Шомберг понял в чем дело. Так вот что это было! Так вот чего хотели эти люди! Лихорадочно шагая взад и вперед, он бросал время от времени взгляд на игру, но ничего не говорил. Не стоило заводить спор с людьми, столь в себе уверенными. Даже когда в этих послеобеденных забавах на сцену появились деньги и число их участников стало непрерывно возрастать, он еще сдерживался, не желая некстати привлекать к себе внимание «просто Джонса» и замысловатого Рикардо. Тем не менее однажды вечером, когда залы гостиницы опустели, Шомберг сделал попытку повести косвенную атаку.
В дальнем углу усталый слуга-китаец дремал стоя, прислонившись к стене. Госпожа Шомберг скрылась, как всегда, между десятью и одиннадцатью часами. Шомберг задумчиво шагал взад и вперед по зале, потом по веранде, ожидая, когда оба его постояльца поднимутся к себе. Вдруг он подошел к ним по-военному, выпятив грудь, и сказал отрывистым тоном солдата:
— Жаркая ночь, господа.
Мистер Джонс, лениво растянувшийся в кресле, поднял глаза. Рикардо, столь же ленивый, хотя несколько более вертикальный, не пошевельнулся.
— Вы не откажетесь выпить со мной что-нибудь прежде, чем подняться?! — продолжал Шомберг, усаживаясь за маленьким столиком.
— Ну конечно, нет, — проговорил небрежно мистер Джонс.
Странная, мимолетная гримаса обнажила зубы Рикардо.
Шомберг болезненно почувствовал, как трудно войти в контакт с этими людьми, которые оба были так спокойны, так самоуверенны, так высокомерно беззастенчивы. Он приказал слуге принести вина. Он намерен был узнать, сколько времени его постояльцы думают у него прожить. Рикардо не проявлял никакого желания разговаривать. Мистер Джонс оказался довольно разговорчивым. Голос ею подходил к его ввалившимся глазам. Он был глух, не будучи в то же время трагичным, и звучал отдаленно и безлично, словно выходил из колодца. Шомберг узнал, что он будет иметь честь содержать и кормить этих господ, по меньшей мере, еще в течение месяца. Он не мог скрыть вызванного этим сообщением неудовольствия.
— Ну, в чем дело? Вы не довольны, что у вас есть постояльцы? — лениво спросил «просто Джонс». — Мне кажется, что содержатель гостиницы должен бьггь в восторге от этого.