Скользкий вопрос о том, как Женька проник в запертую палату и где взял ключ, участковый поднимать не стал, а сам Женька, глядя на него, почему-то решил промолчать. Шмяк утверждал, что родственников у него нет; скорбеть о нем и мстить за него некому, а неприятности, связанные с расследованием уголовного дела, пансионату ни к чему.
И вот тут, утаив важную для следствия информацию об универсальном ключе, всю ночь пролежавшем на полу в коридоре первого этажа, Женька Соколкин вдруг словно проснулся, а проснувшись, кое-что вспомнил и осознал.
Про отданный ему Шмяком на хранение конверт он помнил все время и сейчас вспомнил не про него, а про напутствие, которым Шмяк сопроводил процесс передачи конверта из рук в руки. Когда «если что» случится, ты это заметишь и поймешь, сказал Шмяк. И тогда действуй не как сопливый пацан, а как взрослый, серьезный мужик, герой приключенческой книги или статьи Спасателя. Действуй по обстановке – вот как он сказал. И еще: это важно, по-настоящему важно.
И, вспомнив этот разговор, Женька неожиданно для себя осознал, что уже начал действовать именно так, как велел покойный Борис Григорьевич Шмаков – по обстановке.
Оставалось выяснить только одно: насколько правильным был избранный им образ действий и насколько серьезными могут оказаться последствия в случае, если с выбором он все-таки ошибся.
3
Примерно через полтора часа официальные лица освободили пансионат «Старый бор» от своего присутствия, а заодно и от покойника. Участковый инспектор полиции, скучая, составил протокол, из которого явствовало, что никаких улик, свидетельствующих о насильственном характере смерти, он не обнаружил. Правда, был еще пистолет, который не рискнул припрятать даже предприимчивый доктор Васильев, но в бумагах покойного обнаружилось разрешение на ношение оружия и свидетельство об его регистрации, а вопрос о том, как Шмяку удалось протащить боевой ствол в медицинское учреждение, не стоило и поднимать: захотел и пронес, что ж его – обыскивать?
Словом, хоть капитан этого и не говорил, было ясно, что царящий в палате номер двенадцать разгром его ничуточки не удивил: за годы службы в небольшом поселке он явно навидался еще и не такого. Пистолет он изъял, после чего запрыгнул в «бобик» и укатил, пристроившись в хвост санитарному «батону», куда уже загрузили упакованное в черный пластиковый мешок тело Шмяка.
Следующий час Женька Соколкин провел в комнате умершего, помогая матери ликвидировать царящий там невообразимый кавардак. Он порядком взопрел, гоняя со второго этажа на задний двор, где стояли баки для отходов, с туго набитыми мусорными пакетами в обнимку. Во время очередного рейса его окликнул выглянувший из своего кабинета Семен Тихонович, главврач. За ничтожный промежуток времени, прошедший с момента отъезда участкового и труповозки, он волшебным образом успокоился и подобрел. При более близком контакте выяснилось, что от него сильно и знакомо попахивает коньяком Шмяка, чем, по всей видимости, и объяснялось его неуместно ровное и где-то даже приподнятое настроение. Сквозь открытую дверь кабинета стоящему в коридоре Женьке был виден доктор Васильев, который сидел сбоку от стола главврача и курил, катая в пальцах пузатенькую рюмку с остатками коричневатой жидкости на донышке. Тут все было ясно и, с точки зрения Женьки Соколкина, вполне нормально: худой мир лучше доброй ссоры. Да и было бы из-за чего ссориться!