Зато с Идалией было все в порядке. Я ее ненавидела за то, что она такая хорошая. А сейчас я горжусь своей сестрой. Она учится в колледже, будет заниматься бизнесом. Идалия собирается замуж за одного красивого честного человека. Бабушка заслужила такую хорошую Идалию после всего, что вытерпела от нас с матерью. Только Идалия мало в чем разбирается. Она мягкая, не знает самых простых вещей, даже как за себя постоять. Я на три года моложе, но будьте спокойны — когда Идалию кто-нибудь обидит и она мне расскажет, я их изобью. Хоть я и маленькая, а девчонки меня боятся. Я отомщу любому, кто попробует обидеть ее. Хочу сказать, что если бы я умела тихонько делать, что хочу, от меня бы все отстали. А у меня каждый день беда — то дома, то в школе. Я трахалась, нюхала кокаин, не ночевала дома. Один раз удрала из школы. Прихожу домой и вижу — на диване сидит белая леди. Она похожа на вас, Рита, даже лучше. Судья во время процесса над малолетними сказал, что я неисправимая, приговорил к шести неделям в «Конклине». Я умоляла бабушку не пускать меня туда, уверяла, что я исправлюсь. Она сказала, что с нее хватит говна. «Лучше ты сейчас поплачешь, чем потом буду плакать я».
Обстановка в «Конклине» меня раздражала. Наркоманы, пьяницы резали себя от нечего делать бритвой. Одна придурошная взяла молоток и разбила все окна у себя дома, а потом долбанула себя по руке. Я держалась в стороне, считала дни, пока одна, постарше, ее звали Бесс, не заговорила со мной. Она обозвала меня дешевкой, которая дает налево и направо. «Ты бы лучше брала плату», — повторяла она, советуя мне, как вести себя. Я получала вдвое больше, чем Маделин, и с легкостью. Я меньше и намного красивее. Красота приносит деньги.
Бесс рассказала про бар в Тетерберо, где можно сделать сто долларов за вечер танцев. «Девочки, девочки, девочки», — было написано на табличке над дверью. Внутри темно, и пара девчонок танцевала под громкую музыку. Бармен посмотрел на меня и быстро кивнул головой, мол, сама знаешь, зачем пришла. Он был высокий, этот Эдди, бородатый, думал, что если стоит за стойкой, можно и выпендриваться. Он измерил меня взглядом и говорит: «Ты когда-нибудь раньше танцевала?» Я сказала ему, как научила Бесс: «Во Флориде».
Задняя комната была отвратительная, грязная. Никогда не забуду. Железный стол, накрытый бумагой, пепельницы и стаканы, два стула с сиденьями, изрезанными ножом. Белый парень за столом, с рыжими волосами, очки в железной оправе, рубашка не сходится на жирном пузе. Он осмотрел меня со всех сторон, спросил, сколько лет. «Восемнадцать». — «Есть удостоверение?» — «С собой нет». Он молча поднял мою кофту и ущипнул за сиську. Велел сделать ему минет, и меня взяли танцевать.