Путешествие, однако, прошло спокойно. Только один раз, проезжая через лес, путники заметили несколько странных фигур, мелькавших среди деревьев, но то ли пика старого солдата, то ли убогий вид кареты отбили у грабителей всякий интерес.
На ночь путешественники остановились в трактире, который стоял в зловещем месте, на перекрестке дорог, и был окружен лесом, откуда доносилось лишь завывание ветра. Хозяин подал им на ужин сыр и горячую воду, которую он называл бульоном. Свет тонкой сальной свечи освещал их ужин.
— Все трактирщики сговариваются с грабителями, — сказал Раймон своим перепуганным сестрам. — Именно на таких постоялых дворах, которые стоят на краю дороги, и совершается большинство убийств. Во время нашей последней поездки мы ночевали на постоялом дворе, где меньше чем за месяц до нас остановился какой-то богатый ростовщик, вся вина которого состояла лишь в том, что он путешествовал один.
Посчитав, что он рассуждает довольно глупо, Раймон добавил:
— Эти преступления, совершаемые крестьянами, являются следствием тех беспорядков, которые происходят при дворе. Больше никто не испытывает страха перед Богом.
Периодически доносился топот копыт со стороны дороги, покрытой корочкой льда, но повозки останавливались редко.
Путешественники предпочитали искать гостеприимства в замках, а не ночевать в одинокой гостинице, где рисковали тем, что их, по меньшей мере, ограбят.
В большом зале сидели несколько завсегдатаев, торговец-еврей и четверо посыльных. Они курили длинные трубки и пили почти черное вино.
Когда наши путники отправились спать, то обнаружили в номере всего одну кровать. Правда, она была настолько широкой, что все пятеро легко на ней поместились: три девочки — в изголовье кровати, а мальчики в ногах. Старый Гийом лег спать перед дверью, а слуга отправился к лошадям в конюшню.
Следующие дни оказались не менее трудными: дорога была вся в рытвинах, ямах и кочках, трех сестер подбрасывало и трясло в карете как мешки с орехами, они были полностью разбиты. Попадались части старой римской дороги, вымощенной большими плитами, но в основном они ехали по глинистой дороге, которая была забита бесчисленными экипажами и всадниками. Часто путники часами мерзли при въезде на мост, сборщик пошлины на мосту не только был чересчур болтлив, но и медлителен. Он не упускал случая поговорить с путешественниками. Без задержек проезжали только кареты богатых вельмож, которые небрежным жестом выбрасывали под ноги сборщика кошель с нужной суммой и быстро проезжали дальше. Мадлон плакала. Она вся продрогла и прижималась к Анжелике. Ортанс, поджав губы, твердила: