Приказ произнесли на местном диалекте, но Анжелике сначала показалось, что перед ней потустороннее существо, может быть Белая дама, а другие ребятишки — и лазавшие по деревьям, и игравшие внизу, увидев окруженную светом женщину, стоявшую под деревом, бросились наутек с криками: «Колдунья!.. КОЛДУНЬЯ!..»
Анжелика тоже спустилась с дерева и осталась наедине с видением. Она помнила, как женщина ей улыбнулась и провела своим длинным белым пальцем по ладони девочки, как будто для того, чтобы нарисовать там какой-то знак или что-то прочитать. Затем она сказала по-французски: «Зачем ты это делаешь? Посмотри, как взволнованы бедные родители там, наверху». И женщина показала Анжелике обеих птиц, отца и мать, с отчаянными криками носившихся вокруг дерева, на которых она раньше не обратила внимания.
С тех пор девочка полюбила гулять с Мелюзиной, потому что она понимала все, чему та ее учила. Уже само имя лесной колдуньи вызывало ощущение чего-то необычного. Тем, кто смотрел на нее издалека, казалось, что она скользит над травой лужайки, не касаясь земли. Зимой она иногда появлялась у дверей, чтобы попросить кувшин молока в обмен на целебные травы.
По ее примеру Анжелика собирала цветы и коренья, сушила их, кипятила, измельчала и раскладывала по пакетикам — все это втайне от окружающих. В ее занятия был посвящен только старый Гийом. А Пюльшери порой часами не могла дозваться девочку.
Отношения с Мелюзиной, их встречи, их открытия — все это Анжелика бережно хранила в уголке своего разума, своего сердца — там, где было место только лишь для них двоих.
Мелюзина, колдунья.
Она была госпожой господского леса.
Со своей компанией Анжелика, Маркиза Ангелов, никогда не переступала границ общинных земель, этой очень большой территории, где крестьяне могли получить дозволение собирать хворост для очага или пасти свиней. Дальше никто не шел. Но только не она, Анжелика, когда была вместе с Мелюзиной. Ведь дальше начинался таинственный лес, с его мшистыми скалами, с его озерцами, сине-зелеными, едва видными под переплетающимися стеблями водных растений, тот самый лес, где разворачивались события эпических поэм из календарей и маленьких синих книжечек.
Здесь вполне могли бы встретиться закованные в железные доспехи рыцари или, по крайней мере, какой-нибудь забытый со времен Мерлина дракон, неважно, изрыгает он пламя или нет. Ведь до сих пор провинция не могла похвастаться, что в ее календаре есть страничка, где изображен святой защитник героини — девы в белом одеянии, который связал бы дракона и изгнал бы его из страны или, по крайней мере, довел бы до края пропасти, где тот бы и сгинул по милости Божией.