— Хочу, — произнес Вечер, нащупывая за пазухой колбасу — на месте ли. — А какое?
— Какое тебе по силам будет носить. Ведь человек должен соответствовать своему имени, иначе ничего хорошего у него в жизни не будет.
— Да?! — Вечер смотрел на байкера во все глаза. Никто до этого не говорил ему таких серьезных вещей.
— Хочешь, я назову тебя… — Байкер на какое-то время задумался. — Хочешь, я назову тебя Вечер?
— Вечер? — удивленно уставился на него Вечер.
— Да. Разве это плохо? — Байкер широким жестом обвел все, что было вокруг. — Ты посмотри, какой закат, посмотри на горизонт. Он пылает, а какое небо над ним, какие краски, тишина и холмы. Это — вечер!
Вечер, открыв рот, продолжал смотреть на байкера — он никогда не слышал таких слов — и еще более утверждался в мысли о том, что этот человек имеет полное право дать ему имя.
— А разве так можно?
— А кто нам это запретит? Мы свободные люди, Вечер.
— Да? — Вечер неуверенно улыбнулся.
Байкер слез с мотоцикла и положил ему руку на плечо.
— Теперь ты Вечер, и вечер отныне — твое лучшее время. Он будет помогать тебе. Ведь вы братья.
От этих слов у Вечера защипало в носу. Еще никогда не случалось такого, чтобы кто-то ему помог, если не считать этого человека.
— Куда тебя подбросить? — спросил байкер, садясь обратно на мотоцикл.
— Да я здесь посижу. С братом, — ответил Вечер.
— Понимаю, — улыбнулся байкер. — Вообще-то, это мое место. Я сюда часто на закате приезжаю, но об этом никто не знает.
— Я понял, — сказал Вечер.
— До встречи, — сказал байкер и уехал.
Вечер, оставшись один, долго смотрел на закат, пока тот окончательно не истлел и не наступила темнота. Сегодня ему исполнилось тринадцать лет, сегодня же он получил новое имя, и это надо было осмыслить. Потом он поднялся с земли и, вспомнив про колбасу, достал ее из-за пазухи.
А на следующий день его жестоко била своя же стая. Он заявил им, что он не Фашист, а Вечер. Когда он врезал Французу, который первым поднял его на смех, это еще ему сошло. Француз был его ровесником. Он свалился на землю с ящика, на котором сидел, и прекратил ржать. Но когда Вечер добрался до Биба, который был старше его на два года, и засветил тому под глаз, все решили, что он обнаглел. Ему вышибли зуб, изрядно помяли бока, поставили здоровый фингал под глаз и разбили нос. Но пострадал не только он. Изрядно прихрамывал тот же Биба, которому он в драке каблуком своего ботинка здорово ушиб пальцы ног, и еще у пары человек были синяки. На другой день его решили изгнать из стаи. Вечер ушел, особо не горюя. Прокормиться он мог и сам, с ночлегом проблем тоже не было — стояло лето. А до зимы он подыщет себе какую-нибудь нору.