— Эй, — пискнула она.
— Женевьева, — сдержанно ответила я.
— Занята?
— Очень.
— Там к тебе пришли. — Она указала на кабинет Эйлин.
Но меня не интересовал никто, кроме Джейка и Дэвида.
— Кто? — В ответ Женевьева пожала плечами. — В каком он настроении?
Женевьева задумчиво сморщила нос:
— В злобном.
Только этого не хватало. Я понятия не имела, кто мог заявиться ко мне на работу без предупреждения, по крайней мере, из тех, с кем я беседовала в последние двадцать минут, — то есть Кайл и Кэссиди, или кто-то, с кем я пока не разговаривала, — то есть Трисия. Приятного мне приходилось ждать разве что от Санта-Клауса, но кто может на меня злиться? Лара? Вряд ли она поняла, где я работаю. Тут дверь кабинета открылась, и показалась Эйлин с посетительницей. Самой недавней из моих фанатов, Вероникой Иннз собственной персоной.
Они уже прощались, но тут заметили меня и разом умолкли.
— Вот она! — весьма кстати встряла Женевьева.
Тушканчики поняли это как разрешение отвлечься от работы и полюбоваться шоу.
Эйлин нахмурилась:
— Спасибо, Женевьева. Мы и сами видим.
Они неплохо смотрелись вместе: Эйлин в платье от Лили и Вероника в пестром крутом наряде от Дианы фон Фюрстенберг. Да и сама Вероника была накручена. А я-то надеялась, что они мило болтали о предстоящем шоу, о моде или о мире во всем мире. Эйлин подозвала меня властным жестом. Я было замешкалась, но тут Вероника завизжала на весь вольер:
— Сука!
Она орала на такой частоте, что моя неохота вступать с ней в разговор тут же сменилась жгучим желанием заставить ее извиниться и заткнуться.
— Простите? — Я подошла поближе, старательно изображая оскорбленную невинность. Женевьева следовала за мной по пятам, точно терьерчик, который тащит кость в два раза больше себя.
Актриса в Веронике взяла верх, она овладела собой и смерила меня холодным взглядом. Хорошо поставленный голос был ледяным:
— Чего вы от меня добиваетесь?
— Ничего.
— Полицейские заявились в театр и набросились на меня.
Как я ни старалась выглядеть пострадавшей, при этих словах мне стало не по себе. Что натворили полицейские? И при чем тут я? Может, поэтому Кайл и расстроился, услышав, что я уже не уверена в виновности Вероники?
— Не понимаю, — ответила я, и это были первые искренние слова из всего, что я ей наговорила.
Эйлин сделала нетерпеливое движение:
— Почему бы нам не пройти в кабинет?
Я до сих пор с содроганием вхожу в кабинет Эйлин, потому что раньше он принадлежал Ивонн. Тогда эта комната, отделанная и обставленная темным деревом, выглядела по-домашнему уютной. При Эйлин она стала похожа на театральные декорации для современной пьесы. Перекрученный литой акрил основных цветов, абстрактная живопись на ослепительно-белых стенах и натертый до блеска кроваво-красный пол, по которому хотелось проехаться, как по льду. Из всей обстановки, включая Эйлин, это была единственная привлекательная деталь.