Мне хотелось обрадовать всех разочарованных спутников благой вестью, полученной от Синди. Но Брайан сбил мой радостный настрой.
– Рано праздновать победу! – усмехнулся он. – Спорим, что Генри оставят на борту?
Мы поспорили на то, что проигравший оплатит и съест заказанную Брайаном порцию щупальцев кальмара, от одного вида которых меня тошнило. Я ничуть не сомневалась в своей победе и заключила пари с легким сердцем.
Но вскоре в ресторан ввалился мистер Генри Хатт собственной персоной, и я, преодолевая отвращение, вкусила морских присосок. Брайан оказался прозорливее.
Другой мой проигрыш был связан с пустым сьютом в нашем коридоре. Некоторые из пассажиров готовы были доплатить за то, чтобы переехать в него, но он оказался зарезервирован какой-то парой. Я предложила на спор вообразить будущих пассажиров. Моя версия была такова:
– Он – респектабельный пожилой джентльмен. В очках, лысоватый, с брюшком. Она – высокая худощавая шатенка, длинноносая, тонкогубая, с лебединой шеей. Но элегантная, вроде Уоллис, герцогини Виндзорской.
Брайан прищурился и дал свою версию:
– Нет, мужчина – не пожилой, а скорее – молодой, экстравагантный весельчак с повадками плейбоя. Женщина – миниатюрная куколка, скорее восточного, чем западного типа, этакая гурия! – и он рассмеялся.
– Вам лишь бы перечить! Даже собственной версии нет, просто вывернули мою наизнанку!
Уличенный Брайан только развел руками. Но в порту Галифакса, еще до Азорских островов, на борт взошли среднего роста молодой мужчина крепкого сложения в модном пиджаке с орхидеей в петлице и хрупкая брюнетка с нежным фарфоровым личиком и азиатским разрезом глаз. Их звали Роберт и Джина.
Она была не «гурия», а скорее «гейша», но прозрение Брайана было поразительным. Он выиграл у меня первый вальс на капитанском балу, и втайне я была этому рада, хотя и не хотела показывать. Я даже ничуть не огорчилась, узнав, что Роберт и Джина – друзья Брайана, и он обо всем знал заранее!
И все же, опасаясь проницательности Брайана, я инстинктивно охраняла свои маленькие секреты от его фантастического нюха. Только теперь могу сказать, что была неправа. Далеко не всегда молчание – золото.
Пышная соломенная копна волос с юности сделала Беллу непримиримой противницей всех крашеных блондинок, чья незавидная репутация бросала на нее порочащую тень без всякой ее вины. Она не упускала случая подчеркнуть глубочайшую пропасть, разделяющую природных блондинок, с одной стороны, и блондинок крашеных – с другой.
Только по этой причине она сразу отвергла лучшее место у окна, как только разглядела за соседним столиком мелированую красотку с хмурым бойфрендом в бейсболке. Однако сразу шарахаться в противоположную сторону было неприлично, и Белла нерешительно остановилась в проходе между столиками.