– …Ну, Аська, ты даешь, – проговорил он, закуривая. – Поверить не могу. Как раз такой, как я хотел. Рассказывай, где его раздобыла.
Ася не любила и не умела врать.
– Представляешь, в Йемене ими канализацию закрывают, – сказала она. – Ну, бедная страна, металла не хватает…
Она застегнула брючки, хотела сказать что-то еще, но осеклась.
– Как? – переспросил он. – Канализацию?
Посмотрел на панцирь и медленно раздавил в пепельнице сигарету.
– Или просто ямы в земле, – уже тише добавила Ася. – Понимаешь, бедная страна…
Он помолчал. Потом сказал:
– Ямы, значит. И канализация.
Поднял Асю за плечи с дивана, одним движением натянул на нее свитерок – получилось задом наперед – и аккуратно вывел из квартиры. Через две минуты она уже стояла на лестничной площадке, растерянно сжимая в руках туфельки. Дверь снова распахнулась, она подалась было навстречу – но раскрасневшийся от натуги мужчина прислонил к стене рядом с ней черепаший панцирь.
– Почему? – тихо спросила Ася. – За что?
– За что? – он усмехнулся. – Ты привезла мне вместо моей мечты крышку от унитаза и еще спрашиваешь, за что?
Щелкнул замок, и Ася с панцирем остались вдвоем.
Она села на пол, прислонилась к нему и некоторое время просто сидела. Когда за окном начало темнеть, пришлось подняться.
Панцирь, кажется, уменьшился в размерах и даже немного скукожился.
– Ты вовсе не крышка от унитаза, – сказала она ему и погладила пластинку. – Ты в океане плавал. На тебе волна оставила свою печать.
Но панцирь скукожился еще сильнее, и стало видно, что никакая это не печать, а просто трещина, в которую забился песок.
Одна Женщина имела глупость второй раз влюбиться в бывшего однокурсника. «Какая пошлость – влюбляться в тех, с кем учился, – думала она раздраженно. – Особенно по второму кругу. Большей пошлостью может быть только влюбленность в собственного начальника. И еще в подчиненного. И еще в коллегу».
Тут она остановилась и вслух резюмировала:
– Да вообще влюбленность – это одна большая пошлость!
И даже сердито топнула ногой по тротуару.
От нее шарахнулся какой-то юноша с бородкой, несущий одинокую розу. Одна Женщина (ее звали Соня, уменьшительное от Софьи) злобно фыркнула ему вслед. В этот фырк она вложила все свое презрение к одиноким розам и их дарителям. Дарители уверены, что одинокая роза скажет об их безупречном вкусе. Но на самом деле она говорит лишь о том, что на полноценный букет денег не хватило, а приходить с пустыми руками неловко.
Именно так обычно поступал ее однокурсник Дима, с которым она увиделась вчера на очередном съезде бывших выпускников. Сто лет назад, когда и фонтаны били голубые, и Москва еще была в асфальте, а не брусчатке, они встречались. Ей даже казалось, что это любовь.