Дети смотрели на усталую, грустную женщину в халате и тапочках, волосы не причесаны, торчат как попало.
Если бы не эта усталость и грусть, ее можно было бы даже назвать красивой.
Мама.
У одной была мама, ходившая по улицам где-то в Москве. Она занималась проституцией, чтобы добыть деньги на наркотики.
У другого мама опрокинула себе в рот пузырек с таблетками и стала привидением. Она бродила от одной албанской деревни к другой, криками пугая людей по ночам.
Отцы? Да, когда-то они были, но кто их видел?
Торговцы живым товаром переправили обоих детей в Стокгольм, а Зак купил их и спас от сексуального рабства.
Но он сделал из них солдат.
Он был с ними строг и требователен, когда речь шла о дисциплине, но он хорошо к ним относился. Он был добрым. Наверное, таким, каким должен быть отец. И они любили его.
Всем им было лет по десять — двенадцать.
В армии Зака еще было десять взрослых мужчин и несколько свободных наемников, к которым Зак время от времени обращался.
Он научил детей стрелять и драться, научил быть жесткими и хладнокровными. Научил смотреть на врагов как на вещи, а не как на людей. Вещи без права на жизнь. И без потребности жить.
Он научил их не бояться смерти. Рассказывал им сказки о мученичестве и радостях Царствия Небесного. Называл их своими детьми, и они ему верили.
А теперь его нет, и перед ними стоит Фрэнси.
Ни дети, ни она не знали, как себя вести. Они даже не знали, остались ли они врагами.
— Вы проголодались, — сказала она, догадываясь, что они вряд ли ее понимают.
На каком языке разговаривал с ними Зак? На русском, ведь девочка, похоже, русская? На сербскохорватском или боснийском? Фрэнси толком не могла понять, на каком языке говорит мальчик. Или у Зака есть переводчики?
— Я не сделаю вам ничего плохого, — сказала она, попытавшись улыбнуться.
Дети и бровью не повели. Фрэнси быстро вышла из комнаты и после некоторых колебаний все-таки заперла дверь, хотя сначала не собиралась этого делать.
Она стала ходить по дому из комнаты в комнату, вверх и вниз по лестнице. Так прошел не один час. В голове стучало. Пер, мама, Кристина. Зак, а что, кстати, с Заком? Луиза! Черт, Луиза! А вдруг Джим бы тоже погиб? И еще дети в спальне для гостей. Слишком много всего. И плечо все еще болело, и гастрит обострился.
Зайдя в ванную, она открыла шкафчик с лекарствами.
Не хрена себе, целая аптека!
Захлопнув дверцу, она уставилась на себя в зеркало — и поняла, что выглядит ужасно. Еще чуть-чуть, и она, как обычно, свернется калачиком на полу, начнет плакать и захочет позвонить кому-нибудь, кто сможет решить все ее проблемы. Юсеф решит вопрос с Луизой, Крошка Мари и Эрьян разберутся с детьми. Пер будет заниматься их собственными детьми, когда у нее не будет сил. В понедельник она попадет к доктору Лундину в часы приема неотложных больных. А до того наглотается транквилизаторов, будет бродить, заторможенная, по дому, пока не заснет и не проспит много часов из того, что осталось от ее жизни.