Как Алексеев и предполагал, Кастро 31 октября направил гневное письмо в Москву Ссылаясь на «неожиданное, внезапное и практически немотивированное решение убрать ракеты с Кубы», Кастро критиковал Кремль за способ разрешения кризиса>{8}. «Новость об отступлении, — писал он, — заставила плакать кубинцев и советских людей, которые готовы были погибнуть с гордо поднятой головой»>{9} Кастро напомнил Москве, что решение Кремля о демонтаже ракет принято без консультации с ним. Он также упомянул о скрытой критике Хрущевым его призыва нанести первыми ядерный удар по США. «Я не побуждал вас, — писал Кастро, — чтобы СССР стал агрессором, это было бы не только неправильно, но и аморально и безрассудно». Вспоминая о запоздалой реакции Советского Союза на действия Гитлера в 1941 году, Кастро хотел, чтобы Хрущев был готов к применению ядерного оружия в том случае, если США нападет на Кубу в 1962 году. Военные позиции социалистического лагеря в Карибском бассейне настолько слабы, что для спасения Кубы эскалация до ядерного уровня неизбежна>{10}. Хотя Кастро закончил письмо в спокойном тоне, обещая, что «ничто не разрушит узы нашей дружбы и бесконечную благодарность СССР», оно усилило беспокойство Алексеева «Я исхожу из того, — писал советский посол в Москву, — что потребуется 1–2 года особо осторожной работы, пока они не приобретут все качества марксистско-ленинской партийности»>{11}. Считая, что раздражение Кастро пройдет, он рекомендовал не отвечать на письмо. Если же Москва сочтет нужным ответить, то следует написать в дружеском тоне. Алексеев выражал уверенность, что «при условии особого подхода к нему Кастро быстро осознает свои заблуждения». «Его преданность нашему общему делу не подлежит сомнению, но вследствие отсутствия партийной закалки он не всегда правильно понимает методы, применяемые в политике». Размышляя далее о причинах «заблуждений» Кастро, Алексеев пришел к выводу, что дело даже «не столько в его еще недостаточной идейной подготовке и отсутствии идейной закалки, сколько в его особом, очень сложном, до предела чувствительном и обидчивом характере». Кроме того, по мнению Алексеева, когда он писал в раздраженном тоне письмо Хрущеву, кубинский лидер «испытывал на себе влияние сил революционных по форме, но отсталых по содержанию настроений части своего окружения и наэлектризованных масс народа». Стремясь таким образом защитить действия Кастро, Алексеев использовал примитивную, но понятную в советском руководстве партийную фразеологию>{12}.
Самое главное, по мнению Алексеева, в плане оказания поддержки нервного союзника это — подчеркнуть «мужество кубинского народа, личную храбрость Кастро и его беспокойства за судьбы своего народа и дело социализма». В отношении гнева Кастро по поводу его устранения от решения вопроса о демонтаже ракет Алексеев предложил Хрущеву объяснить Кастро: события октября были необычны, и «сложность обстоятельств, действительно, не позволила провести консультации, так как это всегда нами делается в нормальных условиях»