.
Несмотря на то, что его мысли были заняты случившейся трагедией, Микоян продолжал убеждать кубинцев в важности решения Хрущева убрать ракеты. Вне всякого сомнения, он испытывал терпение кубинцев. В телеграммах Хрущеву он подчеркивал сложность и длительность своих усилий: «Во время беседы кубинцы вели себя спокойно, слушали внимательно, когда я в течение нескольких часов пункт за пунктом, приводя все возможные аргументы, пытался рассеять их сомнения, доказывая правильность нашей политики»>{22}. Довольный результатами своей работы, Микоян сообщал в Москву, что у него «создалось впечатление, что я говорю для них убедительно»>{23}.
На самом деле это было не так. Вежливо выслушав все доводы в ходе мучительных переговоров, 5 ноября Кастро разразился речью. Во время обсуждения советского предложения об инспекции ООН судов, увозящих ракеты с Кубы, он недвусмысленно заявил, что его терпению в отношении уступок приходит конец.
«Я хочу сказать товарищу Микояну, — заявил Кастро, — и то, что я говорю, отражает решение всего нашего народа: мы не согласимся на инспекцию». Кастро добавил, что не хочет подвергать советские вооруженные силы опасности и, если речь идет об угрозе мировой войны, естественно, стремится избежать этого, однако ситуация уже изменилась. «Если же наша позиция ставит под угрозу мир во всем мире, то мы сочли более правильным считать советскую сторону свободной от своих обязательств и будем сопротивляться сами. Будь что будет. Мы имеем право сами защищать свое достоинство», — выпалил Кастро>{24}.
В комнате воцарилось молчание. Оно длилось несколько минут, но показалось вечностью. «Я думал, какой оборот делу дать дальше», — вспоминал Микоян. Понимая, что нельзя оставить без внимания этот взрыв негодования, Микоян попросил объяснения. Проблема заключалась не в инспекции кубинской территории, а в проверке грузов на судах, отправляющихся из Гаваны. По мнению Микояна, сильным оскорблением для Кастро могло быть то, что эти инспекции будут произведены в территориальных водах Кубы>{25}.
Рауль и еще несколько верных соратников Фиделя передали Микояну, что они также удивлены. Даже сам Фидель Кастро был смущен. Переговоры прервали. Микоян сделал вывод, что Фидель допустил ошибку: «Он не собирался этого говорить, но у него просто сорвалось с языка». В докладе Кремлю Микоян предложил поддержать позицию Кастро в отношении инспекций>{26}. В конце концов Москва должна учитывать эмоциональность и вспыльчивость кубинского лидера. «Не следует упускать из виду и сложных личных качеств характера Кастро — его обостренного самолюбия». Микоян критиковал авторитарный стиль Кастро, характеризуя некоторые его высказывания после прихода к власти как необдуманные, эмоциональные, о которых он позже сожалел. По мнению Микояна, время от времени американская пресса, зная болезненное самолюбие Кастро, подстрекала его, сообщая, что Куба теряет независимость. «Посольству известно, что Кастро сильно переживает, когда он читает сообщения реакционных агентств, где его называют марионеткой СССР», — добавлял Микоян