Но вот впереди мостик провалился. Объезд по раскисшей от дождей обочине. Уже сидят в жирной осенней грязи несколько машин, чуть ли не по кабины, и чей-то трактор по очереди тросом вытаскивает их на сухое место.
Серега притормозил, глянул в зеркало заднего вида на Карцева. А тот ему машет рукой и показывает: давай, мол, объезжай их всех, и с ходу, с ходу, не снижая скорости!.. Проскочим!.. Не боись!
Серега поскреб в затылке и дал по газам. За ним Карцев…
Со страшным ревом двигателей, на большой скорости, мимо засевших в грязи машин, мимо трактора, мимо растерянных водителей (кто-то даже за голову схватился!) Пушкарев и Карцев преодолели то, чего не могли преодолеть остальные, и выскочили на трассу. И пошли дальше.
Карцев посмотрел назад в зеркало на застрявших, ухмыльнулся презрительно…
Серега порылся в кармане куртки, достал валидол и сунул таблетку под язык…
Глубокой ночью Карцев и Пушкарев медленно пробирались по слабо освещенным улицам небольшого городка.
Остановились у железных ворот какого-то предприятия, и Карцев дважды коротко просигналил. И в ту же секунду над воротами зажглись две сильные лампы, створки ворот поехали в разные стороны и навстречу двум грязным «шкодам» выскочило сразу несколько человек.
А один из них, в костюме, в жилетке, при галстуке, разбросил руки в разные стороны и закричал:
— Ну, братцы! Ну, черти полосатые!.. Ну просто слов нет! Еще бы час, и конвейер пришлось бы останавливать. Все на разгрузку! Заезжайте, заезжайте, родненькие…
И «шкоды», негромко урча дизелями, тихонько поползли в заводской двор.
Было раннее утро.
По пустынной трассе летели желтые листья. Ветер- кружил их по асфальту, взметал над серой лентой шоссе и переносил по другую сторону дороги, в редкую, по-осен-нему оголившуюся посадку, и какое-то время еще листья танцевали между тоненьких стволов, а потом обессиленно укладывались в предзимний лимонно-оранжевый ковер.
Часть листьев влажно прилипала к большому зеленой у щиту, на котором белыми буквами было написано: «До Москвы — 65 км».
Карцев и Лена лежали в узкой постели, веселенькая занавесочка, на которой одинаковые зайчики барабанили на одинаковых барабанчиках, отделяла их от всего на свете.
— Я люблю тебя, — говорила Лена, чуть не плача. — Я не могу без тебя… Я не хочу без тебя! Витенька, миленький! Ну что же делать?
И Лена судорожно и отчаянно целовала глаза, руки, лицо, шею Карцева.
— Ну скажи мне хоть что-нибудь!
Карцев грустно улыбнулся, прижал голову Лены к своей груди:
— Успокойся, малыш… Успокойся. Я ж>е с тобой. Все в порядке.