Как обычно, народу тут практически не было. На первой и второй линиях светилось несколько окон. Наша же линия была темна, как вода во облацех.
– Палпалыч, открывай, милый! Хозяин приехал! – подал я голос в служебном канале своего «уха», поворачивая к дому. Впрочем, этого можно было и не делать, Палпалыч, мой «сезам», свое дело знал хорошо. Несомненно, он уже успел считать параметры подъехавшего автомобиля, а может быть, даже идентифицировать и мою морду, симки в «ухе» и водительской карте, но все равно я предпочитал приветствовать его голосом.
– Добро пожаловать! С возвращением, Максим Андреевич! – отозвался в моем «ухе» управляющий голосом популярного актера Таврина, и тут же ворота плавно поехали вправо, а на крыльце дома, в прихожей и на кухне зажегся свет.
О господи! Как же мне нравится возвращаться домой. Когда трудный день позади, а впереди – вкусный ужин, любимый кабинет и койка! Я выбрался из машины и потянулся, предвкушая приятный сон, заметив краем глаза что-то серое, шевелящееся передо мной на дорожке.
– Вот это сюрприз! Кузьма, старый хрен! Никак ты приперся собственной персоной?
– Мр, – ответило мне серое нечто, вертикально трубой выставило свой пушистый хвост и плавно зашагало навстречу.
– Давно не виделись! Я уж, честно говоря, похоронил тебя! Уж не надеялся, что увижу.
Нагнувшись, погладил это милое и наглое чудовище по голове и потрепал за ухом. Кузька просто зашелся от мурлыкания и завертелся юлой. Несмотря на то что недавно ему исполнилось двенадцать лет, он так и не утратил некоторых своих котеночьих замашек. Очень любил ласку, играл различными предметами, вприпрыжку носился по дому, преследуя все, что скачет и тарахтит при перекатывании, и охотно пел свои кошачьи песни, нежась на коленях тех, кто его гладил. Правда, сам на руки шел далеко не ко всем. Этого удостаивались лишь три человека. Мой внук, дочь и я. Даже младшей внучки он сторонился и старался незаметно покинуть зону ее влияния.
– Ну здравствуй, домовой!
– Хмр, – отозвался Кузьма и боднул мою ладонь своим крутым лбом.
– Теперь конечно же ты споешь мне все самые добрые и сладкие песни мира, будешь молить о пощаде и упрашивать, чтобы я накормил тебя, такого доброго и хорошего? Ну хитрая бестия! Говоришь, что любишь меня? А как удирать на месяц, так ты первый? Может, не пускать тебя домой для профилактики? Ну ладно, пошли!
Я двинулся на крыльцо, четко зная, что Кузьма скачет возле моей левой ноги, не пытаясь ее обогнать. Но, войдя в дом, он уверенно обошел меня, развалился вверх лапами на большом ковре в прихожей, и зажмурил глаза от удовольствия. Он всем своим видом показывал, как он счастлив. Это была часть традиции возвращения моего старого пушистого друга, отточенная множеством пережитых кошачьих свадеб за последние восемь-девять лет.