— Скажу жене: сел на куст роз. Разве поверит?
— А вы скажите — кошка поцарапала, — подсказал кто-то веселый из сугроба.
Но барахтающийся рядом в снегу засомневался:
— Это что надо сделать с кошкой, чтобы она так осерчала?
Выскочивший на шум хозяин быстро разобрался в ситуации.
— Идемте в бассейн, Додон Додоныч, — взял он пострадавшего под руку, — смажем царапины одеколоном.
— Что же ты, Мирофан, не предупредил? Предупреждать надо, — выговорил пострадавший хозяину.
— Не вы первый на этот куст сели. Сам Долобов изволил осчастливить, — утешил исцарапавшегося Удищев.
Когда в бане собираются художники и немного выпивают, это не значит, что они непременно начнут беседовать о высоком искусстве.
Говорят обычно о женщинах, машинах, капусте. Об охоте и рыбалке. Но меньше. То есть обо всем том, что и любые другие голые мужики в бане.
Если порой речь и заходит о творчестве, то лишь о бездарности отсутствующих на данный момент собратьев по кисти и холсту. Каждый при этом мучается подозрением: отлучись он на минуту по какой-либо надобности, не будет ли и он причислен к бездарям? Есть одно правило в общении с людьми высокого искусства: нагибаясь за упавшим мылом, не поворачивайтесь к ним спиной. Все художники знают это правило и после первой рюмки крепятся. Не говорят о высоком искусстве. Но за первой рюмкой неизбежно следует вторая, третья. Приблизительно на пятой кто-то не выдерживает и говорит как бы в пространство, как бы ни к кому конкретно не обращаясь: «Пентюхаев в Германию по приглашению съездил. Картинок на месте накрасил — воз. В среднем по штуке зарядил. Вернулся на «Мерсе» и зелени привез, хоть соли».
И обязательно кто-нибудь эдак вскользь заметит в том плане, что лично он за всю мазню Пентюхаева и рваного рубля бы не дал.
После этого справедливого замечания на отсутствующего Пентюхаева набрасываются всей стаей, рвут на клочки, а клочки разбрасывают по предбаннику.
Но на этот раз среди художников выпивал и закусывал известный меценат — севший на куст удищевских роз редактор «Дребездени» и президент каких-то ассоциаций и корпораций — Додон Додонович Дусторханов, жаждущий в общении с живописцами поразмышлять о природе вдохновения и вообще блеснуть эрудицией. И вот в нарушение всех традиций после первой же рюмки он раскрыл варежку и высказал странную мысль.
— Бездарность, — сказал он, морщась от саднящих царапин, окропленных едким одеколоном, — не беда, а вина.
Удищев, на вилле которого расслаблялась компания художников, отобранных им для пленэра, поперхнулся орденоносным напитком, занюхал впечатление огурцом и выразил недоумение: