За полчаса он ввел Голованова в курс дела, изредка бросая на гостя колючие пронизывающие взгляды.
«Сынок, — говорил он, заметив его колебание, — эти люди смертельно опасны, и если ты боишься, так и скажи — я пошлю кого-нибудь другого. Видишь ли, проблема в том, что их нельзя убивать из пистолета: сразу заподозрят неладное. А яд это такая штука, что не всякое вскрытие покажет. Да и будет ли вскрытие? Все-таки, сам понимаешь, — возраст! Ну, напишут: инсульт или остановка сердца. И никто ничего… Им и так уж давно пора на покой».
«Связь будешь держать только со мной, — предупреждал он. — Чтоб никаких там посторонних звонков!»
«А как мне к вам обращаться?» — поинтересовался Голованов.
«А никак! Зачем нам имена, верно? — усмехнулся старик и неожиданно подмигнул: — Как меня прозвал твой начальник? Кощеем? Вот так и называй».
«Но неудобно как-то…» — замялся Голованов.
«Ничего, — успокоил его старик, — не привыкать! К тому же мне нравится быть бессмертным!»
Да, в это кафе он больше не вернется. Напоследок Голованов еще раз огляделся по сторонам и вышел на улицу под палящее солнце. Он купил в киоске местную газету, пролистал, открыв ее на странице объявлений, и неторопливо направился к фонтанчику в сквере. На привычном месте старика еще не было, и Голованов, присев на парапет, принялся просматривать объявления о сдаче жилья. Квартиры, как и кафе, тоже были одноразовыми, и, разумеется, речи не могло быть ни о каких гостиницах. Весь его путь нес на себе отпечаток сиюминутности. Трудно было только в самом начале привыкнуть к этому изнуряющему ритму: смене лиц, адресов, названий и даже часовых поясов. Но скорость завораживала подобно музыке, и то, что вчера еще зачарованно открывалось перед ним словно какая-нибудь terra incognita, назавтра уже теряло свое девственное обаяние и, промелькнув, исчезало за спиной, корчась, задыхаясь в пыли, как вытоптанная испанцами Америка.
Голованов как раз договаривался по телефону насчет квартиры, когда старик занял свое обычное место у фонтана. Сухой, как былинка, он нисколько не выделялся среди таких же пенсионеров, коротающих свое время в парке. Было в его облике какое-то благостное умиротворение. То, как он, щурясь, глядел на летящие струи, безмятежно улыбался детям, брызгающим водой друг в друга, соединяло, роднило его с окружающим миром. И как-то совершенно не верилось в то, что этот божий одуванчик таит в себе смертельную угрозу, что он может запросто свалить любого испытанного бойца, одним движением руки отправив его на тот свет. Нет, не верилось, но и проверять это Голованову совсем не хотелось.