— Божечки! Чего сидишь, как истукан! Сына… уводят…
Иван ничего не понял. Из-под повети вышел старик. Оперся о вилы.
— Гришу… Гришу Клавка окрутила. — У Марии ручьем потекли слезы.
Старик в сердцах сплюнул:
— Ремня бы ему, сопляку.
— Сядь. — Иван отложил грабли, взял Марию за руку. Она беспомощно опустилась на колоду. — Обмозговать надо.
— Что мозговать? Что? При всем народе! Срам какой, божечки! — Мария не могла успокоиться.
— А потому что распустился, — продолжал свое дед.
— Ладно тебе, — отмахнулся Иван.
То, что Мария в трудную минуту обращалась к нему за помощью, сочувствием, приободрило его. Значит — нужен.
— Делать что-то надо, — взмолилась Мария. — Может, тебя послушает?
Иван молчал. Вспомнил разговор с сыном на тракторе. Парень с умом, внимательный, мать любит. Его — нет, он это почувство вал сразу. Не простил и не простит из-за матери.
— Попробую, — сказал Иван.
— Может, Надю вызвать? — спросила Мария.
— Не помешает, — подумав, согласился Иван.
— И все потому, что безотцовщина, — буркнул старик и пошел в дом.
Груша прибирала комнату. Клавка плакала. Она сидела в торце стола, подперев руками голову. На стуле пышной горкой белела сброшенная фата.
— Ты на Марию не серчай, — спокойно говорила Груша, снуя по комнате. — Помнишь, как она тебя к нам на ферму привела? Мужик твой тебя бросил, а ты за веревку хваталась, детей чуть не осиротила. «Животина любого человека, как пить дать, отогреет». Как сказала Мария тогда, так и вышло. Так ведь?
— Та-ак, — сквозь слезы соглашалась Клава.
— Отогрелась, выходит, а теперь замуж бежишь? Ну, поплачь, поплачь, девка, ежели свекровь свою невестку вожжами не погоняет — порядка не жди Да и каждой девке на свадьбе положено повыть.
— Да какая свадьба?! Что это вы в самом деле, тетя? Опозорена я! Опозорена на всю деревню!
— Кто ж это тебя так опозорил?! Уж не Гришка ли наш, который, как драгоценность какую, вел тебя под ручку?! Да он из огня тебя вынет да собой прикроет, и деток твоих. А может, Мария, которая тебе такого мужа выкормила, вынянчила?! Ты говори, девка! Да не заговоривайся.
Господи, тетя Груня, что ж мне делать? Люблю я его больше жизни своей!
— Ну и слава богу, люби на здоровье!
— Ехать же мне скоро надо бы. Да и не поеду я вовсе! Пропади она пропадом эта учеба!
— Так ты что ж, — вдруг догадалась Груша, из-за курсов этих горячку порола?! Парня боишься оставить, что ли?
Клавдия молча кивнула.
— А с детьми кто ж, он останется?
Она опять кивнула.
— Огонь тебя палит, девка. Спасать надо, а то сгоришь и угольков не останется. — Клавка слушала, не понимая. — Фата, значит, есть. Жених тоже. В городе, говорят, за свадьбу по тысяче платят. А потом разводятся. Мы подешевле обойдемся, да зато, уж видно, на всю жизнь.