Много говорили о дальнейших планах, о будущих владениях, землях и диких аборигенах, их населяющих, о некоторых аспектах взаимоотношений новой церковной епархии и моего владетельного дома. Опять же жизнь покажет, какими они будут – епископство или митрополия – с одной стороны, и вассальное княжество или новый монарший дом – с другой.
В результате острой дискуссии договорились о пятидесятилетнем моратории на создание закрытых монастырей (хотелось вообще их запретить!). Ну не нужны сейчас моему государству затворники-послушники! Мне нужны миссионеры, проповедники и учителя!
Еще договорились о создании при епископстве или епископствах, если их будет много, духовных семинарий. Не вызвало особого неприятия предложение организовать при храмах начальные церковно-приходские школы, в которых всех детей будут обучать на новом славянском языке чтению, письму, арифметике и Слову Божьему (принципиально – и девочек тоже!). А вот по церковному налогу, который предстояло взимать с прихожан, пришлось выдержать настоящую войну.
Когда договаривающаяся сторона стала категорически настаивать на церковной десятине, рассказал о будущих миллионерах. Поведал вначале о себе и моем смежнике-поставщике, о нашей жизни в девяностых годах двадцатого века, о полутора-двух миллионах долларов, заработанных тяжким трудом: нам пришлось чуть ли не полжизни мотаться по самым забытым и диким местам разных стран мира, зачастую рискуя жизнью и здоровьем. При этом многие месяцы обходиться без близости с любимыми женами и без общения с родными детьми. Затем поведал о миллионерах-священниках, которые за деньги прихожан ездили на машинах стоимостью до ста тридцати тысяч евро, при этом на руке носили часы, которые стоили примерно по сто пятьдесят тысяч в тех же европейских деньгах. Правда, Московский патриарх среди иерархов выглядел самым скромным, он носил часы, которые стоили всего лишь тридцать тысяч евро. Скажем, я был человеком небедным, имел три разные модели часов на все случаи жизни стоимостью от двух до четырех тысяч. А вот священнику смущать души и умы верующих недопустимо.
Когда патриарх узнал, сколько это будет в переводе на золото, настаивать перестал и согласился на полдесятины. При этом на меня возложили следующие обязательства: во-первых, построить абсолютно все православные храмы за счет государственной казны, и во-вторых, запретить деятельность всех прочих конфессий. Что ж, этот момент экономику не подрывал и будущей политике вполне соответствовал, поэтому согласился, но с некоторыми уточнениями. Убедил присутствующих в том, что без привлечения инородцев никак не обойдусь, но пообещал, что никаких храмов, кроме православных, в течение ближайших двадцати пяти лет строить не буду. Сначала создадим базис государственной религии, затем, возможно, вернемся к этому вопросу.