Анатолий Утевский: «Для меня он всегда был тем Володькой, который звал меня Толяном и приходил в наш дом, когда заблагорассудится. Он мог позвонить в двери и рано утром, и поздно вечером, и ночью. Молча усесться в углу комнаты или завалиться спать, тем паче, что места в квартире было достаточно. Вспоминая то время, понимаю: он был одинок. Родители, бабушки, друзья, любимые женщины, работа — все это маленькие норки, в которые он все время прятался, а потом «вылезал» и стремительно мчался куда-то, словно хотел убежать от себя самого...»
В последние два года школьной учебы увлечение литературой стало еще более серьезным. У Семена Владимировича была собрана неплохая библиотека. Относясь к своему собранию бережно и ревностно, он держал книги под замком. Сыну приходилось искать книги на стороне. Читал Владимир все, что попадется: «Тихий Дон», «Игроки», «Петр Первый», «Порт-Артур», «Емельян Пугачев» и многое другое, предусмотренное и «неположенное» по школьной программе. Однако некоторая избирательность все же была — у Пушкина он предпочитал эпиграммы, у Гоголя что-нибудь жуткое, например «Вий», «Страшная месть»...
В десятом классе новая учительница литературы открыла для них мир поэзии 20-х годов. В школьной программе было белое пятно — как бы этот период не существовал. В воспоминаниях о школьных годах Высоцкого Игорь Кохановский пишет: «Литературой, в частности поэзией, мы увлеклись в десятом классе. Причем увлеклись серьезно. Узнав от учительницы о существовании В.Хлебникова (помню, нас совершенно потрясла строчка "Русь, ты вся — поцелуй на морозе"), И.Северянина, Н.Гумилева, А.Ахматовой, М.Цветаевой, Б.Пастернака, Саши Черного, И.Бабеля, мы ходили в читальный зал библиотеки имени Пушкина, брали там книги этих писателей, читали, что-то выписывали, потом заучивали».
Из тоненькой книжечки Н.Гумилева они выучили наизусть «Капитанов» и «Рабочего». Больше всего их интересовали неожиданные образы, метафоры или сравнения. Такие строчки, как «шампанское — в лилию, в шампанское — лилию!» или «так что сыплется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет», вызывали у них восторг и удивление.
А когда на целый месяц к ним попал сборник рассказов И.Бабеля, они настолько были очарованы запоминающимся своими неожиданными деталями, сравнениями и лексикой одесским юмором, что стали говорить «языком» Бени Крика и Фроима Грача. В разговорах с одноклассниками они к месту и не к месту вставляли: