— По бесстыжим глазам узнала. И по речам. В чужой разговор встревает. Речь прыткая. Стрекулистка и юбка. [Стрекулист — пронырливый человек, ловкач.] Такая не угодит ни одной свекрови.
— Свекрови и в широкой юбке ни одна сноха не угодит, — ответила Парунька. — Разорвись надвое, скажут, что не начетверо.
Подошла Малафеиха, просвирня:
— Ну, штучка! Свекровь ей слово, а она свекрови два. Такая штучка завсегда помимо дома глядит. Не супружница, нет. Стариков не проведешь.
— У стариков дырявая совесть. Сам на коленях стоял за собственную дочь, а чужую гонит. Себялюб.
— Э, девка, перестань, — ввязался в разговор старик. — Отец завсегда прав перед сыном.
— Это старый режим, — ответила Парунька.
Старик покачал головой:
— Девки — глупая нация.
Федор заглянул в замерзшее окно. Сноха Бадьиных сидела в кути, низко свесив голову. Сын Семен в красноармейской одежде ходил по избе, махал руками и, видимо, ругался. Мать в ответ, высовываясь из чулана, что-то быстро говорила, указывая на сноху.
На лавках сидели родные.
Среди девок шел разговор:
— Обстриглась, ровно парень. Ни стыда, ни совести.
— Такие-то привыкшие. В городе все бабы бесстыжие.
— Ишь ты, юбка, ровно у учительши. И ботиночки, на какой-то праздник глядючи, напялила. Мать-то ругается. На икону показывает.
Крупным шепотом пробегало по толпе:
— Гонят!
— Убьет, убьет Семен отца-то родного.
— Так его и надо! Жен сыновьих не гони!
— Какая это жена! Этаких жен до Москвы не перевешаешь.
— Она разнимать, вишь, лезет! Ровно хорошая!
Изнутри ударили в раму. Глухо ухнуло, народ отхлынул. Окна занавесили платками.
Бабья родня повысыпала из сеней. Народ загородил дорогу, прихлынув к крыльцу.
Баба с ребенком на руках рассказывала:
— Ни обуть, ни одеть — знамо, свекрови обида. Таку ли взять думала? Парень один. Позорище всему роду. Ни жать, ни пахать уменья нет. Делиться думают. Сход завтра будет. Куда ведет господь — никто не ведает.
Переждав некоторое время, Федор решил зайти к Семену. С семнадцатого года не видались.
Глава восьмая
А в избе Бадьиных происходило вот что. Не успели старики прийти в себя от дочериного горя, как нежданно и негаданно налетела новая напасть: приехал к ним проклятый Василием сын Семен. Да не один приехал, а привез с собой молодую жену. Сердце стариков, может быть, и смягчилось бы при виде сына, и они могли бы простить его, но как только увидели раскосую чернявку, одетую по-городскому, да еще без кос, подстриженную, как парень, так и ахнули. Вместо того чтобы радостно приветить сына и сноху, старики окаменело стояли посередине избы, не пророня ни слова.