Из темноты выдвинулась рука с зажигалкой.
— Н-ну? — спросил поднесший огня. — Будешь прикуривать, Маркин, или к себе позовешь? Хотим послушать, кто Шмеля прибрал…
За спиной говорившего темнела другая фигура, старик обернулся к палатке — продавщица уже вышла и навешивала замок.
— Я… Откуда вы нашли, где я? — Лицо старика передергивалось, потом окаменело, и глаза расширились в ужасе. — Как… прибрал… Кто? Я ничего не знаю, подождите. У меня болит сердце, мне плохо.
— А кому хорошо? Только птичке-ласточке, пока зима не пришла… Ты не придуривайся, а шагай к месту, пока прямо тут не оставили. Ну!
Качался фонарь на столбе, светилась запертая палатка, откуда-то издалека донесся низкий сигнал электрички.
Старик, сгорбившись еще больше, пошел в сторону забора, за которым лаяла собака, и две тени двинулись за ним.
— Самые высокие цены обычно итальянцы дают, — рассказывала Русанова. — Особенно, когда доходит до модных мехов.
— Это какие же?
— Рысь, серебристо-черная лисица, норка, как прежде… Всегда в цене соболь, он только на нашем аукционе представляется. Входит в моду светлый хорь.
— Хорск? — удивился Шувалов. — Вот уж никогда подумать не мог! А вы какой мех любите?
— Белку! — рассмеялась она. — Нет, правда… Я когда гляжу на шкурки, то вижу зверей. Рысь, лиса, хорек — одна шатия. А белка никого не трогает, славная такая.
— А куница?
— Ну, эта спуску никому не дает! Ночной хищник, не брезгует ничем… На Дальнем Востоке живет куница — харза, так она даже на косуль нападает.
— Экая дрянь… А что мы остановились?
— Мы остановились, потому что пришли. — Елена Андреевна заглянула в подворотню. — Только, знаете, проводите чуть дальше, у нас двор жутковатый.
Старый двор и впрямь казался недобрым в вечернюю пору, у подъезда Русанова вздохнула с облегчением:
— Ну, вот…
— Подождите, — Шувалов взял ее руки. — Еще не поздно, а после изысканных напитков душа просит чаю. Не пригласите?
— Вот это да! — сказала она, и на лице было одно любопытство. — Самое удивительное, что возмутиться не хочется… Вы всегда так решительны?
— Всегда, — сокрушенно признался мужчина. — И действительно, хорошо бы крепкого чая, а я знаю, что вас никто не ждет.
— Все-то вы знаете, — нахмурилась Русанова. — Я видела, как беседовали с Васиным и поняла, что обо мне… Он очень прост в обращении, а о вас думала иначе.
— Значит, все-таки думали… Это хорошо. Чем же провинился Васин?
— Ничем особенным… Мужчина как мужчина: пригласил на прогулку на свой катер, потом других гостей высадил и был очень предприимчив. По-моему, с тех пор сердится на меня. — Она снова вздохнула. — И вы еще обидитесь, что прогоню… Идемте, напою вас чаем.