— Красная ракета с правого борта! — кричу я. Но на мостике уже заметили. Андрей Федорович и второй помощник щупают горизонт биноклями. Я не вижу лица капитана, но во всей его фигуре чувствуется напряжение. Еще ракета!
— Тубакин, клади право. Еще правее. Еще. Так держать. Давай, Микешин, всех наверх. Быстро!
Я скатываюсь вниз, влетаю в помещение, стучу в двери всех кают и кричу:
— Всех наверх! Судно гибнет! Просит помощи!
И от этих слов делается страшно. Люди гибнут!
Все быстро одеваются. Частые тревожные короткие гудки. Водяная тревога! Выскакиваю на палубу. «Гдов» сильно качает, он развернулся бортом к зыби и, вероятно, идет на ракеты. С мостика, прорвавшись сквозь шум ветра и моря, голос старпома:
— По шлюпкам! К спуску приготовить!
Команда разбегается по шлюпкам, снимает чехлы, разносит тали, поворачивает шлюпбалки. Все делается четко и быстро. Каждый знает свое место. Я гребец номер четыре.
Шлюпки готовы. Люди стоят, поеживаясь на холодном ветру, и кажутся необычайно толстыми в спасательных нагрудниках. Не слышно разговоров и шуток. К нам спускается Андрей Федорович. Лицо его сурово, челюсти сжаты, в глазах беспокойство.
— Охотники, выходи, — бросает он и выжидательно смотрит на свой экипаж. Вот она, проверка мужества!
Какую-то долю секунды длится неподвижное молчание. Затем вперед выходят все. Делаю шаг вперед и я. Иначе поступить нельзя. Это — долг. Даже судовой кок, пожилой и многосемейный Степан Афанасьевич, стоит в шеренге «охотников».
— Алексей Алексеевич, — обращается капитан к старпому, — как только подойдем к бедствующему судну, я развернусь. Спускайте шлюпку с подветра. «Гдов» вас прикроет от зыби. Будем выпускать масло за борт.
Оно успокоит гребни. Отберите людей и будьте осторожны.
— Чернышев, Журенок, Чулков, Каракаш, Квашнин, Микешин. Больше пока не надо. Шлюпку левого борта держите наготове.
Микешин! Отступления больше быть не может. Товарищи рискуют жизнью, и я не могу остаться на борту. Но почему у меня такие тяжелые, как будто бы свинцом налитые ноги?
Обрывки мыслей хаотически проносятся в голове, а глаза устремлены в море, туда, где через несколько минут окажется наша шлюпка. Жизнь, такая спокойная всего полчаса тому назад, теперь наполнилась тревогой.
Уже смутно видны очертания гибнущего судна. Желтый одинокий огонек мечется в темноте. Кто-то машет фонарем.
Внезапно яркий луч прожектора с нашего мостика прорезает тьму и, сделав несколько прыжков по черной поверхности воды, останавливается.
Совсем недалеко от нас — полузатонувшее судно. Оно маленькое. В несколько раз меньше «Гдова». Средняя палуба залита водой, и кажется, что нос и корма плавают отдельно. Иногда нос поднимается, тогда ясно можно прочесть название, написанное латинскими буквами, — «Хесперус».