— Вот теперь можно и разговор начинать. Как твои дела-то? Поди, штурман уже?
— Нет, Василий Федотыч, пока еще нет. До штурмана один год остался. Вернее, зима. Весной диплом получу.
— Ладно! А где бывал?
Я принялся ему рассказывать о портах, которые пришлось повидать. Федотыч, презрительно оттопырив нижнюю губу, постукивал ногой по полу. Когда же я дошел до описания Панамского канала, старик не выдержал:
— Это все детские игрушки, Гошка! Вот ты вокруг мыса Горн пройди, да не на ваших «небокоптителях», а на клипере под полными парусами. Вот это плавание! А то Суэц, Панама… Тоже мне мореплаватели!
Я готов был расцеловать старика за его преданность морю и непотухающий интерес к флоту…
Жаль, Василий Федотыч, что ты не дожил до нашего времени, жаль, что не увидел рядом с современными дизель-электроходами сотни милых твоему сердцу судов, идущих под парусами с развевающимся красным флагом за кормой. Парусный флот не умер…
Когда я собрался уходить, старик взял с меня слово, что я буду его навещать:
— Ты давай, Гошка, заходи. Мне ведь интересно, как у вас там все идет, на флоте. Ну, может, и совет какой дам… Ясно?
— Ясно, Василь Федотыч, — как, бывало, в детстве, ответил я. — Все будет вам доложено.
6
Мы сидели в театре и смотрели «Лебединое озеро». Женя, в скромном черном платье, с единственным украшением — маленькой золотой розой на груди, с косами, уложенными на голове короной, казалась мне необыкновенно красивой. Она была оживлена и улыбалась всему миру. Каждый, кто видел ее тогда, должен был бы подумать: «Счастливая молодость!»
Когда в театре потемнело и полились изумительные звуки увертюры, Женя замерла. Все перестало существовать для нее, кроме музыки. Я же смотрел на Женю и думал: «Какая чудесная девушка! Как хорошо, что мы встретились! Теперь у меня есть еще один преданный, проверенный друг».
Кончилось действие. Вспыхнул свет, и Женя повернулась ко мне:
— Тебе понравилось? Не могу передать, в каком я восторге…
— Я не слушал…
— Как не слушал? Почему?
— Думал о тебе.
— Обо мне?
Она покраснела и стала говорить о чем-то другом.
Домой мы возвращались пешком. Я проводил Женю до ворот ее дома.
— Спасибо, Гоша. Это было такое удовольствие! Как будто бы я провела эти четыре часа в каком-то сказочном царстве. Мне казалось, что я тоже там, среди лебедей… Восхитительный балет.
Я держал ее руки в своих. Стало холодно. Пошел мелкий снег и начал наметать кучки у порога парадной. Женя молчала. Нужно было уходить. Но что-то останавливало меня. Вдруг почти непроизвольно я притянул Женю к себе и поцеловал в пухлые, пахнущие морозом губы. Поцеловал и сам испугался. Женя отстранилась, но я не отпускал ее руки. Я видел, как между бровями залегла глубокая морщинка, и Женя спросила: