— Знаю. Ни о чем не беспокойтесь.
Моряков рассадили по автомобилям, ворота распахнулись, и машины мягко тронулись с места. Из окон и дверей бараков моряки кричали:
— Возвращайтесь скорее! Ждем вас…
Лагерь охватило гнетущее чувство.
Микешин подошел к Горностаеву:
— Неужели так все и будем терпеть, Павел Дмитриевич? Эдак они нас по одному угробят.
— Подождите, Игорь Петрович. Война только началась! Для действия нужно знать обстановку.
Моряки собирались кучками.
— Когда же нас отправят, черт бы их побрал? Жрать не дают, а держат! — причитал третий штурман с «Крамского». Он очень страдал от голода и был нервозен больше, чем остальные.
— Отправят. Скоро отправят. В Турции поешь, — попробовал пошутить Александров.
Но штурман обозлился и закричал:
— Дурак! Пока ты будешь надеяться, что тебя отправят в Союз, ты здесь сдохнешь от голода или тебя замучают в гестапо.
— Не паникуй, — сердито проговорил подошедший Кириченко. — Никому ты не нужен. А есть всем одинаково дают. Может быть, тебе отбивную котлетку с косточкой у коменданта спросить, а?
— Я не могу есть этот ревеневый суп, меня тошнит от него, понимаешь? — плачущим голосом сказал штурман.
— Ничего, не умрешь, — засмеялся Костя…
Разговоры о том, что немцы обманут и обмен не состоится, вспыхивали то в одной группе, то в другой. Хорошее настроение, которое владело всеми с утра, исчезло. Спать ложились уже молча.
Ночью Микешин долго не мог заснуть. Рядом ворочался Чумаков. Кто-то скрипел зубами и бормотал во сне, тяжело вздыхая. Игорь думал о капитане. Зачем его увезли в гестапо? Теперь он, Микешин, несет ответственность за людей «Тифлиса». Что-то надо сказать им, подбодрить, вселить надежду в будущее.
— Ты спишь, Константин Илларионович? — тихо окликнул он Чумакова.
— Нет, — коротко отозвался замполит.
— Слушай. Мне кажется, надо поговорить с ребятами. Пусть не вешают головы. Ты веришь в то, что нас отправят домой? После сегодняшнего кое-кто забеспокоился.
— Вообще должны отправить. Но кто их знает. Увидим. Эх, если бы отправили! — мечтательно прошептал Чумаков. — У тебя есть папиросы?
Игорь пошарил под матрацем и в темноте протянул пачку Чумакову. Вспыхнула спичка, на несколько секунд осветила деревянные стены барака и погасла. Рядом тлела красная точка зажженной папиросы.
— Давай спать, Игорь Петрович. Утро вечера мудренее.
В бараке снова воцарилась тишина, но ни Чумаков, ни Микешин не спали. За окном стояла теплая ночь. Где-то неподалеку щелкал соловей. Изредка раздавались пароходные свистки. И они снова навеяли воспоминания о прошлом.