— Только что вернулся с фронта. Ранен был. Вот теперь вроде на излечении. На каком фронте? Ленинград брали. У Стрельны сильные были бои, а потом наши прорвали и прямо в город. Меня на Марсовом поле ранило… Нате покурите, ребятки.
Около часового собралась толпа. Моряки стояли, опустив головы.
— Так, значит, взяли Ленинград? — печально и испуганно переспросил доктор Бойко.
— Взяли, милок… Силища ведь какая, — хитро подмигнул косыми маленькими глазами солдат.
Вид русского человека, одетого в немецкую форму, державшего немецкий автомат, был омерзителен.
Александров, внимательно слушавший часового, подвинулся к самой проволоке и каким-то особенно жалким голосом спросил:
— На Марсовом, значит, ранило?
— На Марсовом, браток, на Марсовом, — охотно подтвердил солдат.
— Ну а памятник Ленину, который на поле, уцелел?
Солдат оживился:
— Какой там! На моих глазах снарядом сшибло. Как рванет, так в куски. Я еле укрыться успел, а то бы пропал.
Рот у Александрова растянулся в широкую улыбку. Заулыбались и рядом стоявшие моряки. Все знали, что никакого памятника Ленину на Марсовом поле никогда не было. Солдат не понял, что попался в ловушку. Он снова достал портсигар, протянул его через приволоку Александрову:
— Закури, браток. Ничего, скоро дома будете…
Александров взял сразу три сигареты:
— Мерси…
Солдат отдернул портсигар, но было уже поздно.
— Не жадничай. Тебе на Марсовом поле у разбитого памятника еще дадут, шкура. Не уважают нас, ребята, немцы. Такого дурака послали!
Моряки захохотали. Солдат рассвирепел. Он вскинул автомат, прицелился:
— Молчи, красная сволочь! Вали отсюда, а то застрелю.
Но Александров не испугался. Он «сделал ручкой» и спокойно отошел от проволоки…
Теперь сомнений не было: в Советский Союз они не попадут до конца войны.
Через две недели пребывания в берлинском лагере моряков в неурочный час выстроили, и комендант, подстриженный под фюрера, с маленькими усиками и красной физиономией вышел на плац. Он старался всем подражать Гитлеру: сапогами, галифе, френчем и даже голосом. Он объявил, что обмен закончился и группа русских моряков останется в Германии. Через несколько дней ее увезут в другой лагерь. Комендант сказал, чтобы они вооружились терпением, так как освобождение придет только с окончанием войны. Правда, конец ее очень близок. Он снова повторил слова о лояльности и примерном поведении. То же самое говорили и в штеттинском лагере.
Когда речь коменданта перевели, моряки остались неподвижно стоять в строю. Даже команда «разойдись» не возымела своего действия. Люди застыли в каком-то оцепенении. Последняя надежда рухнула! Теперь впереди неизвестность, невиданные унижения, может быть, медленная смерть. А может, смерть скорая?